Так, эта порция готова. Инга аккуратно сложила бумаги в
верхний ящик стола и потянула на себя следующий. Блин! Закрыто. Порывшись в
сумочке, она достала связку ключей и быстро нащупала ключ золотой. В смысле –
универсальный. У нее было три таких ключа, для разного размера скважин.
Простенький замок открылся сразу и Инга поморщилась: в ящике рядами, как на
параде, лежали упаковки презервативов из секс-шопа. Вот чудак на букву «м»!
Финансовые документы хранит открыто, а презервативы запирает. Еще сейф
банковский для этих гондонов арендовал, супермен Пчелкин!
В углу ящика, поверх резиновых изделий №2 мейд ин Холланд
лежали два рисунка. Один рисунок был хорошего качества литографией. На ней
тщательно прорисованный скорпион злобно кусал сам себя в голову. На другом
рисунке был тот же самый скорпион, но уже изображенный более схематично,
стилизованный под товарный знак.
Инга пожала плечами, но на всякий случай щелкнула обоих
насекомых, причем так, что в кадр попали и красочные, прямо-таки говорящие
картинки на секс-шоповских упаковках. Пусть полюбуются работодатели, а то от
этих финансовых документов, которыми была заполнена пленка, можно запросто
импотентом стать.
Огурец вдруг зарычал, дрожа всем телом. Инга быстро спрятала
в потайной карман сумки камеру и ключи и плюхнулась в кресло, картинно заложив
ногу на ногу. Пес захлебнулся лаем.
– Фу, Огурец, свои! – приказала Инга, лениво потягиваясь, и
улыбаясь Пчеле, который радостно потрясал в воздухе двумя бутылями шампанского.
За которым она, собственно, его и посылала.
Огурец заходился лаем, игнорируя приказ. Ему не нравился
этот друг хозяйки, который не обращал на него, охотничьего пса, никакого внимания.
Глава 27
Несмотря на порочащие его слухи Али Мустафа Фатос был
примерным семьянином. Хотя бы в том смысле, что очень любил своих
многочисленных детей. И они обычно отвечали ему взаимностью, тем более, что
денег на подарки и прочие радости Фатос не жалел. И время от времени брал своих
детишек на непродолжительные морские прогулки, которые совершались на яхте
«Мехруса», получившей свое имя в честь знаменитой яхты вице-короля Египта
хедива Исмаила.
Наблюдая за идиллическими картинками общения Али Мустафы с
детьми и прочими домочадцами, трудно было представить, насколько этот человек
жесток и беспощаден с врагами, конкурентами и, особенно, с бывшими друзьями.
Единственное, что в этом плане можно было поставить ему в несомненную заслугу,
это тот факт, что он в своей жизни не тронул ни одного ребенка, даже если речь
шла о детях его самых заклятых врагов. В этом он был абсолютно чист, если не
считать, конечно, множество сирот, с завидным постоянством получавших этот
невеселый социальный статус благодаря усилиям господина Фатоса.
Разница между старшим сыном Саидом и младшей, четырехлетней
любимицей Лейлой, была в двадцать восемь лет. Точно такая же разница в возрасте
была между первой и последней, пятой женой – итальянской фотомоделью Кларой
Верди, «Мисс Италия-1989». Они были женаты больше двух лет, но общими детьми
еще не обзавелись. «Мисс Италия» берегла фигуру…
Завтракать решили на верхней палубе. Фатос, покачиваясь в
плетеном кресле-качалке, лениво, из-под прикрытых век смотрел, как девчонки
суетятся вокруг длинного стола, за которым должны были разместиться пятеро
взрослых и четверо детей. Он сам, Клара, его третья жена Алла с ее
мегерой-сестрой Ириной и Сержио, муж этой самой сестры, невероятно жирный и
столь же неимоверно скучный. Фатос терпел его присутствие лишь потому, что тот
был профессионалом, врачом-педиатром, пользовавшим всех его детей от третьего
брака.
Из детей на яхте были тринадцатилетний Пауль, от второго
брака с белокурой немкой Гретхен, и три дочки от брака третьего. Почему-то от
третей, русской жены у него рождались одни дочери.
Официантки заканчивали сервировку. Фатос чувствовал, что
проголодался, что не помешало ему по достоинству оценить премиленькие ляжки
одной из служанок. «Прямо прелесть, какая мясистенькая», – подумал он. Честно
говоря, ему уже порядком надоели ребра Клары и ее ужимки, которыми она
сопровождала каждый отправляемый в восхитительный ротик листик салата. А
питалась его жена исключительно какой-то травой и еще мюслями, напоминавшими
Фатосу кошачий корм «Вискас».
Он не заметил, как задремал на утреннем солнышке. Соломенная
шляпа сползла со лба и вышедшим на палубу родственникам открылась странная
картина: могущественный глава клана представлял из себя белоснежный костюм,
прикрытый шляпой, из-под которого торчали лишь стрелки усов.
Анна деликатно кашлянула, а Лейла, нарушая всяческую
субординацию, бросилась к наркобарону с радостным криком:
– Папа, вставай!
Фатос сделал вид, что не спал, а просто притворялся. Он
выждал момент, и, схватив девочку, усадил ее на колени:
– А вот и попались!
Отдав ребенка подоспевшей служанке, он встал и гостеприимно
улыбнулся, сверкнув полоской белоснежных зубов:
– Ну что, к столу?
Он осмотрел рассаживающихся домочадцев. Взгляд его был
жестким, слишком жестким. Лишь на секунду Фатос улыбнулся, когда Лейла всей
пятерней залезла в вазочку с мюслями Клары. Клара криво улыбнулась, не смея
делать замечания любимице мужа. Завтрак продолжался долго. А собственно, что
было делать, на этом корабле, предназначенном для неспешной и красивой жизни?
Мыслями Фатос был, однако, далеко. Из головы у него не
выходило все, что случилось в Вене несколькими днями раньше.
Все вроде бы сходилось на том, что он был прав: Куделя и его
люди явно использовали какой-то свой канал сбыта, не ставя его об этом в
известность. И все же что во всей этой вроде бы ясной истории не сходилось, не
вытанцовывалось. Кто-то – кто? – был очень заинтересован, чтобы люди Кудели и
его, Фатоса, люди перестреляли друг друга. Не зря же первый выстрел был, судя
по всему, произведен кем-то из посторонних из винтовки с оптическим прицелом.
Его гвардейцы не стреляли в этого блондинистого фрица, это он выяснил
наверняка.
То ли у этих русских между собой какие-то непонятные
разборки, то ли… То ли кого-то не устраивает та относительны мирная
конфигурация, которая сложилась в последнюю пару лет на европейском рынке…
Когда к концу восьмидесятых русские стали активно внедряться
в Европу, начался настоящий переполох. Русские идут! В очередной раз этот клич
поверг в трепет хлипкие европейские умишки, только и придумавшие, что отстрел
соперников. Неужели из мировой истории не понятно, что русских так вот не
перестреляешь? Как там у них в сказках: на месте одного погибшего десять
встают?
