– Слухи-то такие про многих ходили. Все ж институт-то наш
постоянно в гэбэшной разработке был. С иностранцами работали. Но вот про нее
могу сказать с достаточной определенностью. Витька мне как-то по пьяни
проговорился. Он – точно знал. Ведь его папаша был у нас проректором по
административно-хозяйственной части. Так что все контакты между Конторой и
институтом через него проходили.
– Значит, с гэбухой твоя красавица определенно сотрудничала?
– Ну да, – уже с явной неохотой согласился Олег.
Он понял, что сдуру, зря проговорился.
– Только это давно было, еще в Союзе. Потом-то она
соскочила, за немца замуж вышла и отвалила. А здесь она про товар точно ничего
не знала. Она больше по постели спец.
– Значит, – не слушая его, продолжил Кирпич, – гэбуха… Это
мне совсем не нравится. Хотя, судя по всему, дальше койки твою Ингу и в самом
деле не пускали. Хотя… Береженого, говорят, бог бережет?… Ну молодец, Олег,
может идти.
– Петр Семенович!
– Я сказал – иди.
Олег был вынужден повиноваться, проклиная свой собственный
длинный язык.
Кирпич, и это всем было известно, физически ненавидел три
вещи. Ментов, по определению КГБ, за подлые приемчики. Но более всего – в
максимальной степени – тех, кто за деньги или просто так сотрудничал с этими
органами, одним словом, сексотов. Этих последних он как бы автоматически
вычеркивал из жизни. Как говорится, единожды предав… Кирпич знал наверняка:
если Комитет поймал человечка на крючок – уже никогда не отпустит.
Кирпич мерил шагами комнату, все поглядывая в окно. Гроза
зрела, но не начиналась. Да-а… С Сашей этим Белым, все, похоже, подтвердилось.
Вот оно, вот – последнее звено одной цепочки. Все одних рук дело. Но по-своему
гениально разыграно. Кто бы мог подумать, что мальчишка сумеет такой расклад
сделать?! Куделю, можно сказать, ни за понюх табака прикупил. «А потом и я, –
корил он себя, – старый дурак, сам подключился. Дорогу ему, понимаешь, очистил!»
Все эти мысли крутились в голове Кирпича, то параллельно, то
опережая друг друга. За окном тем временем потемнело окончательно. Хлынул
ливень и разразилась нешуточная гроза – похоже, с Альп ее южными ветрами
нанесло.
Но, несмотря ни на что, этот парень, Белый, ему нравился. И
работать с ним было надежно. Однако… Пусть во всем Дед разбирается. Он всегда
умеет отвечать на вопрос: что делать?
Кирпич снова вызвал Олега:
– Закажи-ка мне билет в Майами. На сегодня.
Инга вышла из дома в начале девятого утра. Огурец умело
справил свои нужды еще на коротком пути до Вондел-парка. Это была почти удача:
не придется сгребать его «собачьи радости» в пакетик, как это требуют эти
долбанные голландцы. Тут, в кустиках, никто и не заметит.
Узенькая Каттенлан ей нравилась еще и тем, что она почти
вливалась в территорию парка, была зеленой и отличалась полным отсутствием
машин. Поэтому Огурца можно было спускать с поводка от самого дома.
Инга задумчиво брела по центру проезжей части и время от
времени улыбалась своим мыслям. Олежка обещал привезти деньги в следующие
выходные. Целых двести тысяч! Господи, что можно на этакие деньжищи, да еще
упавшие с неба, сделать!
Но потратить деньги, хотя бы и в воображении, Инга не
успела. Тяжелый фургон на огромной скорости вывернул со стороны парка… Она не
успела среагировать на опасность. Короткий удар, вскрик – и все было кончено.
Уже через мгновение красавица Инга лежала на мостовой с
разбитой головой, вокруг тела медленно росла лужица крови. А ничего не
понимающий такс Огурец бегал вокруг хозяйки, смешно перебирая короткими лапками
и жалобно поскуливая.
Глава 42
Кабан назначил Саше встречу на Солнцевском кладбище. Нельзя
сказать, что Саша уж очень удивился, но место явно было выбрано с каким-то
особым смыслом.
– Извини, брат, – сразу сказал Кабан, как только они вышли
из своих машин и встретились перед новенькими кладбищенскими воротами, – это
была не моя идея. Так Дед распорядился. Он сказал: встретишься на кладбище. Там
и передашь Белому мое приглашение.
– Забавно, – пожал плечами Саша.
– Ничего забавного, Белый. Когда тебя вызывает Дед, никогда
нельзя загадывать, вернешься ли ты обратно. Если бы я не знал тебя хорошенько,
то посоветовал бы тебе свалить куда подальше и затаиться до конца жизни. Но я
же знаю, что ты поедешь. Так что могу тебе только пожелать удачи.
– Спасибо, Кабан, на добром слове. Конечно, я поеду. Давно
хотел с Дедом познакомиться.
– Не зарывайся. Но завещание на всякий случай-то напиши.
– Давно написал, – парировал Саша.
– Посмотри, Белый, вокруг, как мы наш погост оформили, прямо
картинка. Вот видишь, и храм достраиваем. – Кабан по-хозяйски обвел рукой
кладбище, которое они «спонсировали» по полной программе.
– Дело, – Саша уважительно осмотрелся.
Длиннющая ограда из красного кирпича представляла собой
уменьшенную копию Кремлевских стен. По верху ее шли такие же зубцы в форме
ласточкиных хвостов. Вот только стенных ниш для урн с прахом здесь было
побольше, чем на Красной площади. С запасом. Ниши шли в три ряда, но
заполненных было лишь несколько десятков. Дальше в стенах зияли провалы, вот
так – буквально, грубо, зримо напоминая о бренности бытия.
– Лады, Кабан, – Саша протянул для прощания руку. – Спасибо
тебе за все. Если что было не так, то прости.
– Бывай, Белый! Надеюсь, увидимся в Майами. Я завтра лечу, –
Кабан потряс в воздухе кулаком, искренне желая Саше проскочить и отбыл в
сопровождении своих бойцов. Сашина охрана кучковалась неподалеку от входа. Саша
жестом показал пацанам, чтобы оставались на месте, и пошел по главной аллее в
глубину кладбища.
Он был абсолютно спокоен. Глядя на череду могильных
обелисков из черного гранита, он не сразу понял, что на глаза ему один за одним
попадаются портреты совсем еще молодых парней. Саша стал вглядываться в них
пристальнее и отмечать даты рождения и смерти. Рождение в основном приходилось
на 1969, 70, 71 годы. Это все были его ровесники. Даты смерти были полугодовой
давности. Все ясно. Ровно полгода назад у солнцевской братвы были большие
разборки с чеченцами. Солнцевские победили, но понесли тогда серьезные потери.
Вот они, эти «потери», лежат на одной аллее…
