Не то чтобы мысль меня пронзила, но задеть задела. Однако я решил оставить её на потом и вернулся к разговору.
— Тина верила в душу, в то, что она есть и у людей, и у нелюдей. В этом заключалась её аксиома, её исходный посыл: душа есть у всех.
— Чушь!
— И Тина разрабатывала церемонию, которая позволила бы вернуть душу погибшего.
— Ты же понимаешь, что всё это бред сивой кобылы? Судя по всему, Винсент был убеждённым атеистом… или агностиком, в любом случае в базовые истины христианства он не верил. Немудрено для человека, способного создать самодвижущуюся, способную к убийствам куклу. Или он всё-таки не человек?
— Тупые идиотки…
— А как насчёт исполнения любого желания? — парировала Мира.
«Любого?» Я навострил уши. У меня как раз была парочка ещё не осуществившихся планов, например — убраться отсюда подальше.
— Как насчёт того, чтобы сломать здесь спичку и тем вызвать смерч в Америке? Выдавить из земного ядра «слезу»? Открыть портал к звёздам? Не рассказывай мне о невозможном.
Аргументы подействовали. Некоторое время Шарге барабанил пальцами по отполированному до блеска подлокотнику кресла, задумчиво разглядывая чёрную ладью в левой руке, после чего неохотно, словно из последних сил, ответил:
— Все знают, что смерть — это конец всего. Так повелел Спящий.
— Душа бессмертна.
— Человская муть!
— А магистр поверил, — резко бросила Мира. — Во время Лунной Фантазии де Корге потерял двух старших сыновей, после чего плотно задумался о том, можно ли обмануть смерть?
Судя по всему, ей действительно нужно было выговориться. Услышать правду и рассказать в ответ свою.
Мира не тянула времени, не пыталась аккуратно ослабить свои путы, не подмигивала мне: мол, режь скорее липкую ленту осколком стекла… Нет. Ничего подобного. Мира честно рассказывала о том, почему всё вышло так, как вышло. Мира исповедовалась.
— Вы с детства знаете, что смерть — это окончательный приговор. Вы научились спокойно относиться к тому, что однажды умрёте, боитесь, конечно, но понимаете, что этого не избежать… Или избежать? — В глазах Миры блеснул огонёк. — Когда вы читаете перечень запрещённых заклинаний и слышите, на что они способны… Когда слушаешь рассказы историка о Большой Дороге… Когда понимаешь, КАКИЕ силы подвластны великим чародеям, — у некоторых возникает вера в то, что смерть можно обмануть. Просто пока не получилось. Ты ведь слышал об этих историях, не так ли?
— Все эти «исследователи» в итоге скатывались к массовым убийствам.
— Потому что все они шли напролом, полагаясь исключительно на силу магии. А Тина догадалась работать с душой!
— Бред!
— А магистр поверил, — повторила Мира. — И стал нашим спонсором.
— Спонсором чего?
— Нам были нужны лабораторные мыши, — просто ответила женщина.
Если бы у меня был припасён осколок стекла, я обязательно полоснул бы ей по горлу. Скульптор же кивнул с таким видом, словно услышал нечто скучное:
— Дальше.
Творческие личности порой бывают удивительно чёрствыми.
— Скажу сразу: у нас не было ни одного удачного эксперимента, но результаты обнадёживали.
И тут Винсент не сдержался, прокомментировал фразу каркающим смехом:
— Ты издеваешься? Как могли обнадёживать неудачи? Это идиотизм: вы занимались полной чушью, не получали ничего, но продолжали гробить челов.
— Тина научилась отделять душу от тела, — с достоинством произнесла Мира.
«Для этого нужен всего лишь элементарный нож», — остроумно подумал я, но не стал навязывать волшебникам ироничный взгляд со стороны.
— И как вы узнавали, что душа отделилась?
— Мы общались с ними, как с духами. Освобождённые души жили… Недолго, но всё-таки жили. Потом мы стали…
И тут Шарге в очередной раз потерял терпение:
— Что вы сделали с моим сыном?
Как ни странно, Мира послушно сменила тему:
— Ты ведь помнишь, с чего началась та атака Луминаров?
— Они разгромили вечеринку в ресторане… Проклятье! Я должен был догадаться! — Винсент бешено посмотрел на ведьму: — Младший де Корге! Генрих! Масаны высушили Генриха!
— Луминары убили последнего сына магистра, и де Корге обезумел, поскольку после Лунной Фантазии боялся такого развития событий больше всего на свете. Магистр не хотел увидеть смерть сына и помогал нам, рассчитывая на страховку.
— Мерзавец…
— Он велел немедленно провести церемонию. Тина пыталась протестовать, говорила, что мы не готовы, но магистр сказал просто: или мы делаем, или он убивает всех нас. — Пауза. — Нам требовался сосуд для души Генриха. — Ещё одна пауза, чуть длиннее. — Мы взяли твоего сына. Он как раз был любовником Тины.
Вот так просто: трём кровавым вивисекторшам понадобилась подопытная мышь определённой породы, и они взяли ту, что оказалась под рукой.
Я думал, что Винсент убьёт ведьму сразу после этих слов, но он сдержался. Сжал ладью в кулаке так, что рука задрожала, но сдержался.
И тихо попросил:
— Дальше.
Чем вызвал у ведьмы секундное замешательство: она ждала того же, что и я, а потому продолжила не сразу:
— Кажется, у нас получилось… Мы провели обряд, удалили душу твоего сына и призвали душу младшего де Корге. — Мира помолчала, припоминая события той ночи в мельчайших деталях. — Но мы не учли последствий страшнейшего шока, который переживает душа во время смерти. Мы вернули магистру сына, но ужас перед возвращением был настолько силён, что Генрих перерезал себе горло.
История закончилась.
Я тихонько выдохнул, после чего вытряхнул из флакона ещё пару таблеток аспирина и запил их остатками воды. Похоже, мне предстоял долгий разговор со скульптором, и я не хотел, чтобы ему помешала такая мелочь, как головная боль.
— Что ты уготовил мне? — поинтересовалась Мира. Винсент бросил чёрную ладью на пол и рассказал:
— Ты исчезнешь так же, как исчез мой сын. Так же, как взбешённый Мальцев стирает сейчас всё, связанное с Тиной. Ты просто исчезнешь, и никто не будет знать, куда ты делась. Я не хочу, чтобы о тебе осталась хоть какая-то память.
Мира кивнула, принимая приговор, и перевела взгляд на меня:
— Можешь не верить, но ты мне действительно нравился.
Можете не верить, но мне было всё равно.
Уточнить, как именно Шарге приведёт приговор в исполнение, ведьма не успела: кресло, в котором она сидела, неожиданно чавкнуло, потом ещё раз, ещё… И стало медленно поглощать Миру. Поедать… Принимать в себя… Чавкающее кресло пожирало жертву, но женщина не кричала и не сопротивлялась: она запрокинула голову назад и довольно улыбалась — так, словно получает неземное наслаждение.
