130
Кардинал унял свой тик, взялся за подлокотники кресла и, развернувшись, показал на обрамленную фотографию девушки у себя за спиной.
– Что, по-вашему, изображено на этом фото Мотохико Одани?
Модель позировала, раскинув руки. По ее запястьям и ступням стекала кровь.
– Обнаженная женщина со стигматами Христа, – ответил Натан.
– Видите ли, в том-то и состоит вся сила Католической церкви. При более глубоком анализе этого, в общем-то, довольно пошлого снимка вы обнаружите, что ваше суждение ошибочно. Тут не кровь, а сок каких-то красных фруктов. Ваше первое впечатление – результат двух тысяч лет христианства. Религия стала цементом нашей цивилизации. Не надо нарушать ее устойчивость, мистер Лав.
– Слишком уж она ненадежна, если ее существованию может угрожать обрывок пленки.
– Тем не менее, речи какого-то мертвеца, вернувшегося с того света, будь они даже подлинными, не в силах поколебать веру миллиарда верующих.
– Зачем же тогда было его убивать?
– Он и так уже был мертв.
– Перестаньте играть словами. Смерть не игрушка. Во время вашего налета погибли четыре вполне живых человека.
Еще одна ступенька к правде вот-вот будет преодолена.
– Смогли бы вы убить, чтобы спасти сотни миллионов человек?
Натану приходилось делать это даже ради гораздо меньшего количества.
– Это и есть та причина, по которой вы убили четырех невинных? Чтобы спасти некую часть человечеств?
– Неисправимый игрок, корчивший из себя Франкенштейна, чтобы рассчитаться с долгами; лекарь-садист и вдобавок гомосексуалист, изменявший жене с другими извращенцами; сообщница-нимфоманка, охочая до чужих мужей; плутоватый сыщик, пытавшийся расставить Церкви ловушку… О какой, собственно, невинности вы говорите? Особенно если вспомнить, что эта порочная клика находила удовольствие в гнусных пытках – якобы во имя науки!
Кардинал проповедовал, явно остановившись на третьем из предусмотренных Натаном вариантов: поиске согласия.
– Святой Фома говорил: «Нельзя терпеть еретиков».
– Что хотел получить Боуман в обмен на свою кассету?
– Не будьте слишком поспешны.
– Я уже пять недель работаю над этим делом.
– А беседуем мы всего пять минут.
– Не хочу злоупотреблять вашим временем.
– Вопреки тому, что вы могли бы подумать, я не на стороне плохих, мистер Лав. Я выше. На моем уровне уже нельзя поступать, беспокоясь, хорошо это или нет. Мои действия узаконены вселенским и провидческим взглядом на человека. Я тружусь во благо всего человечества, а не ради удовольствия моего соседа.
– Убивать ради блага человечества?
– Так всегда обосновываются военные действия.
– Значит, вы в состоянии войны?
– Религиозной войны. Ее фронт в Ирландии, в Косово, на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии, в Чечне, в Африке, Америке… Исламистские теракты множатся по всему свету. А вы как думали? Люди гибнут во имя религии каждый день.
– «Не убий» – это ведь заповедь вашего Бога?
– Десять заповедей обращены к массам во времена мира. Вы следите за новостями, мистер Лав?
– Нет.
– Жаль. А то бы вы знали, что тридцать процентов населения Китая мусульмане, что Индия заражена Кораном, что шариат распространяется в Африке, как холера, и что исламистские организации сейчас объединяются, чтобы поставить Запад на колени. Мусульмане выжили нас из всей северной части Африканского континента и сейчас стремительно расползаются по Европе. Перед угрозой ислама, который поставил на конвейер воспитание фундаменталистов и камикадзе, укореняя в умах своих приверженцев ненависть к неверным, неужели вы считаете, что одного «не убий» уже достаточно?
– Конкуренция наверняка жестокая.
– Она во все времена вынуждала нас к радикальным методам, но учила и приспосабливаться. Так Церковь заменила Страшный суд индивидуальным судом, цель которого – отправить душу в ад или рай. В двадцатом веке мы создали даже чистилище. Католицизм – это религия надежды, мистер Лав, потому она и удерживает наибольшую часть рынка. И мы рассчитываем ее сохранить.
– Чтобы выиграть войну, нужна армия, верно?
– У нас есть воинство Господне, сосредоточенное в лоне Христианской коалиции, которая влияет на важнейшие политические решения вашей страны. Наш лучший союзник – это ваш президент, всегда готовый поднять самую мощную армию в мире во имя Бога и христиан.
Два чудовища тянули свои щупальца, оспаривая друг у друга власть над планетой. С одной стороны, «США-2», финансово-промышленная сила. С другой – Церковь, сила духовная. Доллары и нефть против литаний и святой воды. Какую роль играл Боуман меж этих двух сверхдержав?
– Чего хотел Боуман? – настаивал Натан.
– А что вы готовы принести в жертву, чтобы узнать это?
– Вашу жизнь.
– Вы мне угрожаете? Чем?
– Моей рукой, локтем, головой, ногой, коленом, чем угодно. Мне достаточно коснуться одной из ваших жизненных точек. У вас их четырнадцать.
– Без меня вам не получить то, за чем вы явились. Так что придержите вашу спесь и проявите смирение.
– Проявлю. И задержу вас именем закона.
– Чтобы задержать меня, нужно, чтобы я бежал.
– Под задержанием я понимаю «вывести из строя».
– Последователи Магомета каждый день убивают десятки людей, а вы допекаете меня в самом Ватикане только из-за того, что кто-то устранил двух опасных ученых?
Драготти чуть не потерял свое хладнокровие, разразившись серией нервных тиков, которые с трудом мог подавить.
– Существование террористов вовсе не подразумевает отказа от преследования по закону других преступников. К тому же я здесь также из-за смерти Кармен Лоуэлл, Педро Гарсии, Кейт Нутак, Брэда Спенсера, Ланса Максвелла, Федерико Андретти… Мне продолжать список?
Драготти поднял руку, пытаясь выиграть несколько секунд на размышление. Он был готов выложить новую карту. Вызвал своего секретаря по телефону. Тот выскочил из-за двери, как чертик из табакерки.
– Я собираюсь устроить экскурсию нашему гостю.
– Что, простите?
– Воздержитесь от неуместного многословия, Сентенцо.
Кардинал встал и в первый раз обратился к Карле, притихшей и ошеломленной. Что-то холодно сказал по-итальянски. После этих таинственных слов она посмотрела на Натана и отступила к двери, коротко обронив:
– Жду тебя в соборе.
– Нам сюда, – пригласил кардинал американца, приготовившегося было возражать.
Карла исчезла вместе с Сентенцо. Драготти открыл дверь, скрытую за драпировкой. Натан последовал за ним.
