Слезы, даже если они не облагораживают, не унижают.
Выйдя из ванной, он сел на ковер и принял позу лотоса. Таз наклонен вперед. Плечи и живот не напряжены. Шея и спина прямые. Руки расслаблены. Глаза полуприкрыты, взгляд, зафиксированный в метре от себя, обращен внутрь. Ладони направлены к небу, левая над правой, на уровне живота. Большие пальцы в контакте друг с другом. Коленями он упирался в пол, головой же касался неба, делал медленный, глубокий вдох, доходящий до самого кишечника, старался достичь правильного дыхания. Наплывали мысли. Он ощущал каждую из них, прежде чем изгнать и вернуться в состояние бездумности. Но мысли возвращались, как мощно брошенный бумеранг. Невозможно избавиться от них, погрузиться в пустоту. Медитация не становилась бодрствованием. Он оставался в кошмаре, наполненном призраками, пришедшими из вчерашнего дня и ночи. Разрубленное тело Кармен. Бесформенное лицо Броудена. Разложение. Зловоние. Полностью предаться медитации сейчас у него не получалось.
Он не мог очистить свой мозг.
И тогда он постарался увидеть будущее. Завтра вечером он будет у себя дома и вернется к истокам своей жизни.
26
Сью подкрасилась, чтобы скрыть печаль. Вдова Клайда встретила Натана в аэропорту Сиэтла на белом «понтиаке», который диссонировал с траурной чернотой. Невзирая на холод, она выбрала платье с глубоким полукруглым вырезом, открывающим грудь женщины, вскормившей двоих детей. Сью поцеловала его в губы. У ее поцелуя был одновременно солоноватый и сладковатый привкус, в нем смешались горе и радость. В дороге они избегали двух тем: следствие и похороны. Как в доброе старое время, он говорили о поэзии дзен, о хокку, о театре «но».
У Сью Боуман в доме остановились ее родители, свекровь и золовка, приехавшие на похороны. Они как раз доедали завтрак, когда Сью под руку с Натаном вошла в кухню. Ее дочка Лорен тоже сидела за столом. Она единственная что-то болтала, не ощущая в отличие от старших скорби. Ее предохраняли невинный возраст и защитный кокон, которым окутала ее мать. С их приходом кухня почти мгновенно опустела.
– Как ты думаешь, где сейчас Клайд? – спросила Сью у Натана, когда они остались одни.
– В морге.
Она подняла глаза от чашки чая и укоризненно взглянула на него.
– Я больше не пью. Уже двое суток я не прикладывалась к бутылке.
– Отлично.
– Поэтому не говори со мной, словно я пьянчужка, окончательно одуревшая от спиртного.
– Извини.
– Как ты считаешь, что происходит с человеком после смерти?
– Смерти нет.
– Как?
– Есть только жизнь. Космос.
– Значит, смерть еще одна иллюзия?
– Ты верующая?
– Да, но иногда я говорю себе, что верить глупо.
– Но так же глупо не верить, поскольку нет ни одного достоверного доказательства в пользу того или другого утверждения. Существование или несуществование Бога – это вопрос веры, а не разума.
– Я теряю веру… и разум…
Просто-напросто Сью пребывала в полной растерянности. И тогда, чтобы окончательно не потерять почву под ногами, она уцепилась за диалектику, как получивший нокдаун боксер цепляется за канаты. Натан подхватил игру, возносясь к высшим сферам богословской проблематики, которая нравилась Сью тем, что уносила ее от низкой действительности. Он начал с ответа на ее первый вопрос:
– Если ты забудешь все, чему тебя научили, и заглянешь в глубину, в свои надежды, сны, в свою интуицию, у тебя появится шанс обрести там знание потустороннего.
– У тебя есть доказательства этого?
– У меня есть опыт. Занимаясь дза-дзен, я открыл иллюзорность собственного «я», интуицию первичного бытия, свою глубинную природу. Я – звездная пыль, частица энергии, материи, сознания, явившаяся из пустоты и обреченная вернуться в пустоту.
– Выходит, ты ни во что не веришь?
– Верю в пустоту.
– Значит, ты, так сроднившийся с буддизмом, все равно не способен отвергнуть карму! Клайд не сможет перевоплотиться?
– Как тебе известно, карма означает «действие и его последствия». Действие телесное, словом или сознанием. Любой поступок, любое слово или мысль оказывает влияние на наше «я» и на наше окружение. И из этих зерен кармы в конце концов взойдут сорные травы либо великолепные цветы. До дня, когда ты осознаешь, что все – иллюзия, когда покинешь свое «я» и станешь жить в гармонии с космосом, который есть пустота. Клайд возродится в виде частицы космоса.
Сью вытерла влажные глаза и всхлипнула в чашку. Она продолжала бороться:
– Смерть пугает меня.
– Бог послал своего Сына, чтобы избавить людей от этого страха.
– Хочу напомнить тебе, что я еврейка. Несмотря на свои таланты проповедника, Иисус не является для меня Мессией. Он лишь воспользовался неспокойной и мистической эпохой, чтобы заставить нас поверить в свое воскрешение.
Натан досадовал на себя за то, что совершил такой промах. И он тут же исправился:
– Твой страх похож на тот, какой испытывают, перед тем как одержать большую победу. Вместо того чтобы зацикливаться на этом чувстве, лучше взгляни, чем оно мотивировано. В этом избавление.
На этот раз он слишком высоко поднял планку. Она положила ладонь на его руку.
– Мне нужна конкретика, а не метафизические отступления, в которые обычно углубляются, когда все идет хорошо.
– Беги от того, что тебя окружает, уединись, медитируй. От всего отрешившись, ты начнешь презирать смерть и всецело посвятишь себя жизни.
– А про детей моих ты забыл?
– Сперва дай им вырасти. Ответы получишь позже.
– Ключи вручены холостым одиночкам, да? Тогда отдай мне свои.
– Ими ты никакую дверь не откроешь. Я дошел до той точки, когда должен ежедневно находить весомое оправдание тому, что не покончил со всем этим.
Сью встала, чтобы ответить на телефонный звонок. В кухню вбежала Лорен; она налила большой стакан сока «Тропикана», откусила от маминой тартинки и во весь рот улыбнулась Натану. С сигаретой во рту возвратилась Сью, по дороге она захватила кофейник, чтобы подлить кофе Натану.
– Брат звонил. Он уже в пути.
– Вся семья собралась вокруг тебя. Это хорошо.
– Недостает только девицы Клайда.
Натан предпочел не рассказывать ей, какая жестокая судьба была уготована Кармен.
– Жизнь моя не удалась, – всхлипнув, произнесла Сью.
– Твоя? Да твоя жизнь чиста, как алмаз.
– Ну да!..
– Она многого стоит, потому что может прерваться в любой миг, и после тебя не останется ничего дурного…
– У меня был муж, который изменял мне, меж тем как я подавляла любовь к тебе. И что же в этом совершенного?
