– Вы ясновидящий или медик?
– Ни то, ни другое. Просто вольный стрелок. Ну так что, едем? Время поджимает.
Совершенно сбитая с толку, Карла поискала свою сумку и позвала дочку, начав монолог на французском, прерываемый горестными стенаниями. В конце концов лицо Леи прояснилось. Она попрощалась с Натаном улыбкой, оттененной «Нутеллой», и, радостная, вернулась в салон.
– Леа, моя дочка. Она хотела поехать со мной, чтобы потом, после приема, пройтись по магазинам.
– Почему вы ее отговорили?
– Вы понимаете по-французски?
– Нет, но у вашей дочки очень выразительная мимика.
– Я собиралась сделать ей сюрприз и купить подарки, которые у меня не было случая подарить ей на Рождество.
– И как вышли из этого положения? Что-нибудь солгали?
– Ложь – это оружие слабых. Особенно в семье. К счастью, оказалось достаточно предложения пригласить подружку, чтобы посмотреть вместе кино. Понимаете, в жизни у меня обычно нет необходимости в помощи адвокатов. Но моя дочь – единственное существо, которое иногда вынуждает меня пожалеть, что у меня нет собственного адвоката.
– Кстати, о семье, я имел возможность поговорить по телефону через переводчика с вашей свекровью. Она не слишком сердечно относится к вам.
– Это потому, что из-за меня она стала свекровью.
– Она-то мне и сообщила, что у вас весьма тесная связь с Владимиром Коченком.
– Я не думаю, что это в какой-то мере касается полиции и поможет продвинуть ваше расследование. Не очень-то доверяйте наговорам Женевьевы. Она всюду потихоньку нашептывает, что Этьен погиб по моей вине, что, если бы я сумела его удержать, он остался бы жив…
– Вы опоздаете, – прервал ее Натан.
– Да, да, пошли.
Она дала наставления гувернантке и дочери, после чего пригласила Натана пройти с ней к гаражу. Карла отключила сигнализацию на «ягуаре», стоящем между «рейнджровером» и «астон-мартином».
Она села за руль, приподнявшаяся юбка открыла пару потрясающе стройных ног. Восхищение, которое мог испытывать ее врач, выслушивая ее, вероятно, было подобно тому, которое испытывал механик гаража, потирающий руки над капотом «феррари».
– Вы плавали? – спросила она, помахав рукой охраннику.
– А что, заметно?
– Чувствуется. От вас пахнет морской водой. Я тоже люблю купаться зимой в море. Это очень очищает.
Вот у них и появилось что-то общее.
52
Карла без всяких затруднений припарковала машину на пустынной авеню.
– Просто мечта, – заметила она. – Свободная парковка, нет очередей в кассы магазинов, продавщицы к вашим услугам, и все это в праздники… Народу полно только у моего гинеколога. Дети спешат явиться в этот враждебный мир…
Когда она говорила, жонглируя словами, то в этом участвовали ее руки, волосы, плечи. Натан уже мог обрисовать ее характер. Карла любила общество, терпеть не могла заниматься чем-либо в одиночестве, даже если речь шла о пустяковых занятиях. Не поэтому ли ему так легко удалось навязаться ей в попутчики?
Прием у доктора Альгара задерживался на сорок пять минут. Холл клиники наводнила масса пациенток, которые соорганизовались, чтобы помочь друг другу добраться. Оттого и произошел некоторый сбой. Натан оказался здесь единственным мужчиной. Он ощущал дурноту и стеснение в этих стенах с выцветшими обоями. Элегантные женщины, чьи тела, облаченные в дорогие костюмы, были готовы к тяжелому испытанию, дожидались, когда настанет их черед обнажить самые сокровенные органы и утратить часть своей тайны.
– Месье Лав, что вы хотите узнать от меня? – усевшись, прошептала Карла.
– Вам что-нибудь говорит имя Клайд Боуман?
– Нет. Федеральный агент, который допрашивал меня в Фэрбэнксе, задал мне этот же вопрос. Это один из четверых убитых?
– Клайд Боуман был агентом ФБР. И еще он был другом вашего мужа. Это имя указано в конце его последней книги.
– Этьен был знаком со множеством людей в Штатах, которые помогали ему в его экспедициях. Сотрудники НАСА, ученые, проводники… Но я редко с ними встречалась. Я участвовала лишь в подготовке материалов экспедиций и выслушивала рассказы о его подвигах. Строго между нами, я пропускала их мимо ушей.
Натану было трудно представить Карлу, пропускающую мимо ушей чьи-то рассказы.
– Кстати, в последнее время я все реже и реже сопровождала его в поездках за границу, – добавила она.
– Надо было заниматься воспитанием дочки.
– Да, именно.
– Но вы сопровождали его на Аляску?
– Да. По правде сказать, я надеялась отговорить его отказаться от этой экспедиции.
– Почему?
– Мне она казалась чересчур опасной.
– Ему следовало послушаться вас.
– Этьен слушал только себя.
– И что вы делали, когда он оказался за полярным кругом?
– Возвратилась во Францию. Леа надо было в школу, и я не могла три месяца дожидаться мужа на Аляске.
– Когда вы вернулись туда?
– После того, как узнала, что он пропал.
– Не раньше?
– Я предполагала встретить его двадцать четвертого декабря после завершения экспедиции, но Леа заболела. И нам пришлось отказаться от зарезервированных билетов. Так что пришлось, несмотря ни на что, встречать Рождество в Ницце с больной дочкой, сварливой свекровью, с кретином деверем и его женой, столь же напыщенной, сколь и глупой.
– А что вы подразумеваете под «несмотря ни на что»?
– Несмотря на исчезновение Этьена.
– Вы скрыли дурную весть от своих родственников?
– Я не хотела портить Рождество девочке, которой и без того было плохо, ни утешать свекровь, сообщив ей, что Этьен не вышел в точку встречи. Когда Леа поправилась, я полетела, чтобы принять участие в поисках. Во Францию я вернулась через три недели. Я не могла слишком долго оставлять Леа на свекровь.
– Вы не любите Женевьеву?
– Да.
– А Этьена любили?
– Это вас не касается!
Эти слова привлекли внимание притихшей приемной, и взгляды пациенток обратились к Карле. Невозмутимый Натан тихо продолжил разговор:
– Легче признаться в нелюбви, чем в любви, не так ли?
– Вы начинаете мне надоедать.
– Понятно.
– Разумеется, я любила Этьена. К чему задавать такой вопрос?
– Густота тени, которую отбрасывают сосны, зависит от света луны.
– Что?
– В мире все противоречиво и обладает скрытым ликом, который нельзя постичь одной только мыслью.
