И перед ней всего два пути: отойти в сторону, или, как
говорят братки, "соскочить", и остаток жизни провести в страхе,
ожидая каждую минуту пули киллера. Или встать во главе империи Белова,
соединить в одно целое ее разрозненные части, чтобы обеспечить себе и сыну –
главное, сыну – достойный образ жизни и соответствующий уровень безопасности.
Кажется, есть человек, который может ей в этом помочь… Вот только хватит ли у нее
сил и характера?
Она встала, прошла к бару и открыла дверцу. Здесь была
выстроена целая батарея отборных напитков. Она выбрала бутылку
"Хеннесси", плеснула в толстостенный хрустальный стакан немного
янтарной влаги. И только когда поднесла его ко рту и сделала первый глоток,
почувствовала, что зубы ее стучат о край стакана…
Ванька проснулся среди ночи в незнакомом месте. Он не
испугался. За последнее время им с мамой не раз пришлось менять место
жительства.
В коридоре горел свет. Он слез с дивана, на котором спал, и
пошел туда. В коридоре никого не было, но из-за ближайшей двери слышались
странные звуки. Ванька подошел к ней и открыл.
Мама была здесь. Она вела себя очень странно, Ванька никогда
ее такой не видел расстроенной. Она плакала в голос. Ванька даже не думал, что
взрослые могут вот так реветь. Он – мог, когда ему не покупали новую игрушку
или оттаскивали от компьютера. Но чтобы мама!
– Мама, ты что? – робко спросил он.
Ольга повернула к сыну залитое слезами лицо. Ванька бросился
к ней и крепко обнял. Так они и застыли, прижавшись друг к другу. Одни среди
чужого, враждебного мира: двое самых близких, самых родных людей. Ванька весь
дрожал. Ольга всем сердцем почувствовала, как он напуган. Бедный мальчик, он
ведь не понимает причин и всей сложности навалившихся на нее проблем. Ради него
нужно взять себя в руки и успокоиться.
– Пойдем в постельку, я тебе сказку расскажу. Какую ты
хочешь?
– Про зайчика и лисичку, – радостно крикнул Иван, тут же забыв
все свои страхи, – как она его из избушки выгнала…
Глава 15
В это утро Шмидту пришлось изменить свои планы. Он был
срочно вызван в Покровскую межрайонную прокуратуру к следователю по особо
важным делам Николаеву Кириллу Андреевичу. Целью вызова был допрос в качестве
свидетеля. Шмидт заявил, что приедет с адвокатом, но Николаев резко возразил.
– Вас вызывают как свидетеля, поэтому адвокат вам не нужен.
Оказалось, что это не совсем так. После нескольких
уточняющих вопросов относительно анкетных данных Шмидта, разговор зашел все о
том же – о странном и жестоком убийстве на стройке торгового центра, где погиб
его хозяин Владимир Каверин, а с ним вместе помощник и охранники.
В ходе беседы следователь поинтересовался – не помнит ли
господин Шмидт, где он находился и чем занимался в момент убийства Каверина. В
ответ господин Шмидт весьма вежливо послал господина следователя куда подальше
с его подозрениями. И заявил, что об убийстве узнал от оперативников в ходе
опроса свидетелей в милиции. Причем его алиби полностью подтвердилось… О том,
что он лично был в строящемся торговом центре Каверина после его убийства и
видел утопавшие в собственной крови трупы врагов Белова, Дмитрий, естественно,
умолчал…
В ответ тот предложил Шмидту хорошенько подумать и напрячь
память. В собственных, мол, интересах. После этого следователь сунул посетителю
бумажку и предложил расписаться.
– Что это значит? – удивленно поинтересовался Шмидт.
– Подписка о невыезде, – казенным голосом пояснил Николаев.
– Слушайте, я хоть и не адвокат, но кое-что в юридических
вопросах понимаю. Подписка – мера пресечения. Какой может быть свидетель с
мерой пресечения?
В это время дверь в кабинет следователя открылась, и на
пороге показался солидный, мед-ведеподобный человек в темно-синем мундире. Он
чем-то неуловимо напоминал генерального прокурора. Да он и был прокурором.
Фамилия его была – Мазурин. Шмидт знал его: тот уже пытался когда-то привлечь
его к ответственности по делу расстреле в метро немецкого бизнесмена,
естественно, с нулевым результатом.
Мазурин остановился в дверях, внимательно изучая Шмидта, как
энтомолог редкого жука.
Следователь Николаев вскочил, вытянулся в струну, как солдат
в присутствии генерала.
– Здравствуйте, Петр Прокофьевич! – не сказал, доложил он.
– Не вставай, не надо, – помахал рукой прокурор. – Есть
проблемы?
– Так точно! – снова крикнул следователь, словно и не слышал
пожеланий начальника. – Вот гражданин интересуется, можно ли у свидетеля
отбирать подписку о невыезде. Юридический казус, так сказать.
Прокурор подошел к столу, фальшиво улыбнулся и сказал:
– Никакого казуса. Возьми и перепиши бумаги, пусть идет по
делу обвиняемым. Как говорится, был бы человек, а дело найдется… Там ведь
обвиняемого пока нет? Теперь будет. Меру пресечения избери… ну, скажем, арест.
Иначе нас не поймут наверху. Вот так. Действуй! – Он выразительно посмотрел на
Шмидта и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Торжествующий Николаев с иронией сказал несколько
обескураженному таким поворотом дела Шмидту:
– У вас еще будут вопросы юридического плана или все ясно?
Шмидт уже сообразил, что Мазурин не случайно появился в
нужном месте в нужный момент. Но, кажется, сигнал к охоте на него пока еще не
прозвучал, и травля только планируется? Скорее всего, это обычный прокурорский
наезд, превентивный, ничем не подкрепленный. Поэтому он решил уточнить:
– Но меня еще не арестовали? Следователь едва заметно,
уголками рта, улыбнулся.
– А вы ждете, чтобы вас арестовали? Подпишите здесь, – он
показал длинным тонким пальцем место, где следовало поставить подпись, – и
можете идти. Пока… – добавил он многозначительно. – На допросы прошу являться в
указанный на повестке срок, без опозданий. В противном случае все, что сказал
Петр Прокофьевич, станет для вас печальной реальностью.
Шмидт выругался про себя и вышел из кабинета. Проклятая
бумажка служила напоминанием о том, что с ним не шутят и что в любой момент
могут сделать козлом отпущения в истории с убийством Каверина.
А обиднее всего было, что лучшее доказательство своей
непричастности к этому делу он уничтожил чуть ли не собственными руками. Ведь
это он приказал убить Белова, который один только и мог доказать невиновность
Шмидта. Судьба!
