– А, этот Ватсон, кишка клистирная, мудрит чего-то.
Витек знаками пригласил друзей нагнуться к нему поближе.
– Знаете, кого мы привезли?
– Гусь-Березовского? – сострил в меру сил Степаныч.
Витек интригующе прищурился.
– Канай сюда! – махнул он рукой приятелям.
Под его руководством они забрались на бетонный блок
фундамента у окна медпункта.
– Гляди, кто на стенке висит! Степаныч и Федя прильнули к
окну. Прямо на них со стены смотрел депутат государственной Думы Александр
Белов.
– Гадом буду, это ж он! – Федя указал пальцем на стену.
Степаныч почесал затылок.
– Ох, мать вашу! Чую, погибель мы на свою голову накликали.
Депутатов просто так не отстреливают и в мешках на помойку не выбрасывают.
– Так что же его, обратно везти? – озадаченно спросил Витек.
– Гляньте, что Ватсон творит! – воскликнул Федя.
Доктор вскипятил шприц, набрал в него лекарство и ввел его
себе в вену. Когда тройка спасателей ворвалась в его кабинет, Доктор встретил
их живым задорным взглядом.
– Ну-с, – сказал он, потирая руки, – теперь полный порядок.
Можно и поработать. Так где тут у нас больной? Давайте его быстренько на стол.
И снял с огня лоток с инструментами.
Глава 3
Генерал-лейтенант Хохлов с задумчивым видом стоял перед
огромной картой Чечни и прилегающих районов, занимавшей половину стены его
большого кабинета. Мятежная республика представлялась ему ключ-камнем, на
котором, собственно, и держатся арки и своды. Выбей его, и все рухнет к
чертовой бабушке. Вот ведь не повезло России с беспокойным соседом!
Впрочем, и соседу с нами тоже, и даже в большей степени.
Достаточно вспомнить операцию "Чечевица", начавшуюся, по иронии
истории, 23 февраля 1944 года, в День Красной армии. Тогда под предлогом учений
более ста тысяч штыков войск НКВД были введены в непокорную республику. Почти
мгновенная высылка за тридевять земель полумиллионного народа,
"зараженного антисоветскими настроениями" – это подвиг, достойный
самого сатаны. А ведь активных "моджахедов Гитлера" на тот момент
было всего четыре-пять тысяч человек. До боли знакомая цифра!
Вот и сейчас боевиков загнали в горы, но их силы еще не
сломлены. Нужно ждать ответных действий.
От размышлений его оторвал зуммер селекторного вызова, вслед
за которым раздался голос секретарши:
– Андрей Анатольевич, к вам полковник Введенский. Вы его
примете?
– Пусть войдет, – ответил генерал и вернулся в свое кресло
за огромным, как военный полигон, прямоугольным столом, стоявшим напротив входа
в кабинет.
На пороге появился как всегда серьезный и сосредоточенный
Введенский с пухлой папкой руках.
– Разрешите? – спросил он с отстраненной вежливостью.
– Присаживайтесь, Игорь Леонидович, – пригласил генерал,
указывая на один из стульев, стоявших около его стола, – Я бы хотел послушать
ваши соображения по делу Каверина. Официальное следствие ведь забуксовало, не
так ли?
– Так точно. И не просто забуксовало, оно безнадежно увязло…
– констатировал Введенский без тени разочарования в голосе.
Он положил папку на полированную поверхность стола, открыл
ее и сел, спокойно глядя начальнику в глаза. Генерал насупил широкие, как у
Брежнева, брови.
– Я что-то не понимаю, Игорь Леонидович, вашего настроения.
Вы, похоже, рады гибели нашего ценного и весьма перспективного агента?
Введенский так хорошо изучил характер своего начальника, что
весь ход предстоящей беседы просчитал заранее, и теперь внутренне усмехнулся,
поздравив себя с угаданным началом партии.
– Не рад, но оцениваю сложившуюся ситуацию как наиболее
оптимальную. Хуже могло быть, лучше – вряд ли.
Теперь генерал посмотрел на Введенского не столько хмуро,
сколько заинтересованно.
– Поясните вашу точку зрения и, пожалуйста, с максимальной
полнотой.
Полковник Введенский знал, что больше всего генерал ценит в
сотрудниках компетентность, самостоятельность в суждениях и точность. Никаких
"по-моему" или "если я не ошибаюсь". Только четкие выводы,
основанные на достоверной, проверенной информации. Он начал с главного.
– На деле Каверин не был ни ценным, ни перспективным
сотрудником. Он умело имитировал деятельность, это правда, но во всем
преследовал личные, корыстные цели. Более того, на момент своей гибели он даже
представлял для нас опасность. Выборы он проиграл, и тем самым исчерпал свою
ценность как потенциальный агент влияния. При этом он попытался свести счеты с
Беловым самым неприемлемым способом. Бойня, которую он устроил, получила
большой резонанс. Если бы кто-то узнал, что он наш агент, у нас были бы
серьезные неприятности. В последнее время Каверин стал совершенно неуправляем.
– А Белов? – перебил его генерал. – Разве он управляем? Вы
же лично запретили ему мстить Каверину. Но он проигнорировал ваше, а,
следовательно, и наше предупреждение.
Введенский замялся. Ему не хотелось объяснять генералу, что,
передавая Белову приказ отказаться от мести Каверину, он уже тогда не верил,
что тот его исполнит…
– Белов был не управляемым, а прогнозируемым человеком, –
сказал Введенский ровным голосом. – Это, согласитесь, гораздо лучше.
Прогнозируемым человеком легко управлять. Ему только нужно создавать
соответствующие условия. Каверин переиграл себя самого, загнал себя в угол. А
то, что он предпочел убить не Белова, а его друзей, говорит о психическом
расстройстве. Позер, актер погорелого театра. Кто знает, с каким зверем в его
лице нам пришлось бы столкнуться в дальнейшем? Мне, например, было совершенно
ясно, что Белов не простит ему этой бойни.
Генерал слушал Введенского со скептическим видом, изредка
постукивая по столу тупым концом красного карандаша.
– Так что же, может быть мы должны Белова благодарить? –
скептически усмехнулся Хохлов.
