Но Федя только рукой махнул. Лицо его озарила счастливая
улыбка.
– Какую там голову! Хрен с ней. Бутылку чуть не разбил. Она
у меня в кармане куртки была.
Пошли, оприходуем по-быстрому, пока и вправду не разбилась.
Они взошли на холм, но не стали взбираться на плиты, а легли
рядом, между кустами в густой траве. Распили водку и стали греться на солнышке.
Блаженство! Саше подумалось, что в этом, может быть, и есть смысл жизни? Сидеть
вот так на припеке, в хорошем настроении, и просто существовать… Как трава и
деревья…
– Слушай, – спросил он Федю, – а чего от тебя этот придурок
хотел?
Федя замялся и ответил не сразу.
– Видишь ли, Серый, я нанес визит Лене. Хотел выяснить
причину ее эмиграции, так сказать, – под воздействием водки лексикон Феди начал
меняться буквально на глазах в сторону литературных изысков. – И надо же беде
случиться, нарвался на самого Лупу. Этот люпус велел своему сатрапу, пардон,
это его выражение, отмудохать меня так, чтобы я забыл дорогу к его дому. И
только ваше, сударь, крайне своевременное вмешательство, – он учтиво кивнул
Белову, – спасло меня от получения тяжких и легких телесных повреждений.
Белов покачал головой.
– Спасибо тебе, конечно, за заботу, Федя, но если ты еще раз
начнешь улаживать мои проблемы, я тебя больше отмазывать не стану. Не обижайся,
старина, но я уж как-нибудь сам разберусь. Договорились?
– Да ради бога! – Федя обиженно надулся.
Белов лег на спину и уставился в голубое небо, а Федя
принялся разглядывать букашек в траве. "Вот взять инсектов, – думал он с
умилением, гоняя веточкой суетливых насекомых между травинками, – особенно
муравьев и термитов: до чего же мудро устроены их сообщества. Просто пример для
подражания. Нацелены все на одно – продолжение рода и обеспечение идеальных
условий для воспитания потомства. И больше никаких идей! И никаких революций!
Каждый знает свое место, не лезет на чужое. Вот где правильный коммунизм! Не то
что у Даля – в словаре его, определение человеческого коммунизма: учение о
праве каждого на чужую собственность… Это же повод для перманентной войны… С
другой, стороны, и при капитализме война за собственность никогда не
прекращается, только ведется по правилам…"
– Федя, оставь их в покое, – вырвал его из размышлений голос
Белова, – пусть делают, что хотят.
Оказывается, тот перевернулся на живот и уже несколько минут
с интересом наблюдал за манипуляциями Феди и ходом репрессий в травяном
царстве.
За этим занятием их и застали Витек и доктор Ватсон. Они
подошли и расположились рядом на траве.
Витек по обыкновению был раздражен, доктор же, наоборот,
почти счастлив. Видно, только недавно заправился очередной дозой своего варева.
– Отдыхаете? – с издевкой поинтересовался Витек. – А меня
Степаныч в усмерть загонял. Три рейса сделали. Мне эти куры долбаные теперь по
ночам сниться будут. А что это у тебя за бланш? – поинтересовался он, заметив
фонарь у Феди под глазом.
– Это я ему подвесил, – проворчал Белов. – За нарушение
экологического равновесия.
– Не, а серьезно? – недобро прищурился Витек.
Феде пришлось рассказать свою печальную историю еще раз.
Витек внимательно выслушал и собрался идти к Михаю – разбираться.
– Отдыхай, – придержал его Белов, не поворачивая головы. –
Силы тебе еще пригодятся.
Но Витька уже понесло.
– Да пошел ты! – заорал он на Белова. – Толстовец
недоделанный! Ну, с этими понятно, у них все в прошлом, – он махнул рукой на
Федю и доктора. – Но ты-то нормальный мужик. У тебя же где-то жена, дети
остались…
– Сын, – сквозь зубы поправил Белов.
– Тем более, – продолжал кипятиться Витек. – Мочкануть тебя
кто-то пытался, значит, и проблемы нерешенные имеются. А ты одно знаешь – с
утряни зенки залить и на солнышке пузо греть, да языки с Федюней чесать. С
Ленкой Меченой шашни закрутил от нефига делать. А ведь ты, поди, своей семье
тоже нужен.
Белов ничего не ответил. Он опять перевернулся на спину и
засмотрелся на белые облака, непрерывно мутировавшие в голубом высоком небе.
Плывут они себе куда-то, и нет им дела до человеческих забот, как людям до
забот насекомых. Но и они не свободны: летят, куда ветер дует. Есть вещи, на
которые можно влиять, и вещи, на которые влиять нельзя.
– Что молчишь? – не отставал Витек. – Сказать нечего? Или
западло с таким, как я, базарить?
– Нет, – сказал очень серьезно Белов. – Базарить мне с тобой
не западло. И про семью свою я не забываю. Поэтому тут и торчу. Потому что
самое большое, что я могу для них сделать, это умереть. Или считаться мертвым.
Витек помолчал, переваривая услышанное. Несмотря на
молодость, а может, наоборот, благодаря ей, он относился к людям, которым все в
жизни ясно, которые "знают, как надо", и поэтому считают, что людей –
дураков бестолковых, – надо учить и учить.
– И что же ты, навсегда решил в бомжи записаться? –
насмешливо спросил он. – А тот, кто тебя убить хотел, пусть жирует? Может, он
как раз сейчас с твоей женой в койке кувыркается?..
Витек сам не понял, что сказал нечто обидное, а когда
сообразил, то дернулся в сторону, ожидая удара. Но Белов только усмехнулся.
– Может, ты и прав. А планов у меня никаких нет. Это у Бога,
может, насчет меня какие-то планы есть. Я ведь сюда к вам тоже не собирался, да
вот угодил. И, думаю, не зря. Ты про кельтов когда-нибудь слышал?
– Кого? – переспросил Витек?
– Кельты – это предки шотландцев, ирландцев и французов.
Галлы были кельты. Это еще во времена Древнего Рима… – проявил начитанность
Федя.
– Они и сейчас живут, то есть, их потомки – поправил его
Белов. – Так вот, они верили, что старый мир должен погибнуть, а на его руинах
родится новый.
Доктор подвинулся ближе и с интересом посмотрел на Белова.
– В данном случае под руинами старого мира надо понимать
нашу помойку? – уточнил он. – А что, это символично. Родиться заново на
помойке! Так сказать, в компосте цивилизации! Ха-ха… Знаешь что, – доктор взял
Сашу за плечо и резко переменил тему, – пойдем-ка, я посмотрю как твои дырки
поживают.
Вдвоем они направились к вагончику доктора. Когда они отошли
от холма на приличное расстояние, доктор вполголоса сказал Белову.
