А может, она просто дура? Ну, чего ей не хватало в
благополучной, процветающей Америке? Процветала бы вместе с ней! Жила бы не
тужила в особняке с двумя бассейнами, растила бы Ваньку. В конце концов, Саша
именно этого от нее и хотел. Так нет же, полезла в мужские, серьезные, грязные
и кровавые дела.
Но тут снова пришла обида за себя и за людей, которых она
любила. Для чего они жили, ради чего умерли? Нет, она не кукла и не пешка в
чьих-то руках. А кто и когда подумал о ней как о человеке, о личности с ее
собственными интересами и желаниями? Ни Саша, ни Шмидт ее так не воспринимали.
Даже Ванька, и тот проявляет недовольство. Нет, хватит! Отныне она будет
заказывать музыку, а пляшут под нее пусть другие… Придя к окончательному
решению, Ольга успокоилась, и ей, наконец, удалось забыться сном.
Глава 44
Кабан готов был застрелиться от безысходности, помешала
только искренняя любовь к самому себе. Но из того положения, в которое он сам
себя загнал, наилучшим выходом было окно на тринадцатом этаже. Ситуация, как в
сказке про барона Мюнхгаузена. Сзади лев, спереди крокодил. Не Белов, так Шмидт
– кто-нибудь из них уж точно до него доберется.
Будь проклят то день, когда он отправился на поиски этого
журналюги. Вот уж отомстил покойничек с того света, ничего не скажешь. Поди,
смотрит сейчас с небес на Кабана, потешается. Хотя нет, если журналист, то,
скорее всего, в аду корчится на сковородке…
Кабан напряг свой небольшой, но очень практично
организованный мозг. Кому, ну кому из влиятельных людей он еще не успел
наступить на мозоль? Таких не было. А все жадность. Сколько раз, вставляя
жертве в заднепроходное отверстие паяльник, Кабан говорил о том, что надо не
жадничать, а делиться. Других учил, а сам неучем остался. Таковым и помрет. А
не хочется. Ой, как не хочется Кабану помирать дураком. Поэтому он собрал
жалкие остатки своей гордости в кулак и отправился на поклон к своему
глубокоуважаемому врагу – Виктору Петровичу Зорину.
Виктор Петрович был человеком умным и, наверное, нашел бы
Кабану достойное применение. Но бывшему авторитету не повезло. Зорин улетел в
Швейцарию…
Что же делать? Выход есть, его не может не быть. Если у него
не осталось друзей, нужно обратиться за помощью к врагам, только и всего!
И такие люди были. Враги всего мира, всех криминальных
группировок, которым было наплевать на Шмидта, на Белова, на Зорина…
note 3 эт человека, его дыхание было хриплым и… знакомым.
Белов опустил оружие.
– Док, я ведь мог тебя убить, – сказал он укоризненно.
В бытовку вошел Доктор Ватсон. На него было страшно
смотреть, его трясло, с голого черепа на лицо стекали крупные капли пота.
Мне нужна помощь, – сказал он тихо. – Сними меня с иглы…
Почему сейчас? – удивился Белов. – И с чего ты взял, что
могу тебе помочь? Это ты у нас доктор Айболит.
Сейчас или никогда. Я скажу, что надо делать. Пойдем со
мной, – попросил он жалобным тоном.
Белов имел представление о том, что такое ломка. Он хорошо
помнил, как в свое время мучился Космос. Белов оглянулся на Лену, ища
поддержки. Та молча кивнула.
Белов и доктор вышли на улицу и направились в его
резиденцию. Здесь все было готово для лечения. Ведерко с водой на табурете у
входа, на полу другое ведро – для выделений. Окно было заколочено. Рядом с
кроватью из стены торчал мощный металлический кронштейн.
– Ну, давай, – вздохнул доктор, – пристегивай. – И протянул
Белову наручники. – Орать буду – не реагируй. Ленка пусть навещает. А вы с
ребятами не заходите, – он вытер ладонью пот со лба и скривился в болезненной
улыбке. – Забей вход.
Белов накинул один браслет на запястье доктора, другой
пристегнул к кронштейну. В душе он одобрял его поступок. Стремление к свободе –
это нормально! А наркотики – самая
страшная зависимость из всех возможных. Неволя в кубе! Саша
опять вспомнил Космоса, как тот ловил на кухне вместе с отцом инопланетян, и
ободряюще улыбнулся Ватсону.
– Ну, Док, держись! – Выйдя из бытовки, он взял две заранее
приготовленные доски и молоток и крест накрест заколотил вход в дом. Гвозди
впивались в деревянную плоть с легким скрипом, стук молотка прозвучал в ночи
неожиданно звонко и гулко.
"Будто гроб заколотил", – подумал Саша, сунул
молоток под порог и с чувством выполненного долга направился к своей бытовке…
Когда он вернулся, Лена сидела на постели и молча плакала.
Белов подошел, сел рядом. Помолчав, протянул руку и взял ее за плечо.
– Не плачь, не надо, – сказал он. – Ну, перестань…
Вместо этого она заревела еще сильнее, резко оттолкнула его.
– Зачем? Зачем ты меня мучаешь?! – спросила он с болью. –
Что ты ко мне пристал? Ты ведь меня никогда простишь! Между нами всегда будет
это клеймо! – Она повернулась к нему заплаканной изуродованной щекой.
Саша не стал ее уговаривать а просто обнял и прижал к себе.
Постепенно она успокоилась. Так они и просидели до самого рассвета.
А утром после завтрака Белов нашел Витька, рассказал о
ночном визите Ватсона и попросил покараулить, чтобы к доктору, когда он начнет
орать и биться в ломке, никто не заходил.
– И сам терпи, – предупредил он. – Уши заткни чем-нибудь.
Потом подогнал машину к своей бытовке и велел Лене одеться
поприличнее, поскольку намечается выезд в город.
– Куда? Зачем? – Лена терялась в догадках, но сделала так,
как просил Саша…
Они приехали в Москву. После относительно бессуетной
подмосковной жизни Белокаменная показалась Лене гигантским муравейником,
скопищем сумасшедших, постоянно куда-то бегущих и вечно опаздывающих. Она
совершенно отвыкла от городской жизни.
В отличие от нее, Саша прекрасно себя чувствовал в каменных
джунглях и лавировал среди хаотично несущихся, как броуновские молекулы,
постоянно подрезающих друг друга машин, с ловкостью автогонщика. Ему не нужно
было искать клинику пластической хирургии. Этот адрес он хорошо знал. Когда-то
он сам подумывал об изменении внешности и даже обсуждал этот вопрос с
московским авторитетом – медицинским, в области пластической хирургии –
доктором Абдулатиповым. Старик буквально творил чудеса, но до дела тогда не
дошло.
