Но Алмаз продолжал, словно не слыша оправданий криминального
авторитета.
– Когда Белого хотели короновать, я был против. Чтобы
считаться вором, надо не один год зону топтать. Но пацаном он был правильным.
Против понятий не шел, на воровское благо щедро отстегивал. Сам не
беспредельничал. Рамсы, какие случались, разруливал на стрелках. Каверин же с
самого начала повел себя как беспредельщик. Дела у них!… Какие дела могут быть
с мусорами?
Кабан понял, что разговор принимает для него не совсем
удачный оборот. Пришел, идиот, голым. Хоть бы простыню взял – мобильник
прикрыть. Вон Алмаз сидит, нахохлившись. Как в саван замотался, и на египетскую
мумию похож один к одному, только глазами хлопает. Может, у него там ствол
припрятан? Хотя Алмаз на такое "западло" никогда не пойдет. Тогда как
вот Тариэл запросто! А быки его, Кабана сейчас сидят в своем джипе и блатной
шансон слушают. И не чуют, дармоеды, что их босса сейчас завалить могут ни за
понюшку кокаина. От страха Кабан перешел в нападение.
– А что вы на меня бочку катите? Если по вашим понятиям
Белый был пацан правильный, а Каверин – мусор, так сами и разобрались бы. А то
советы давать – кого трогать, кого нет! Да вы знаете, кем для Белого были его
друзья? Благодарите бога, что после этого Белый и вас не посчитал в одной
упряжке с Кавериным. А вообще-то вы правы, с мусорами не хрена связываться.
Алмаз поморщился. Кабан был ему неприятен, но обострять
сейчас отношения с ним не стоило. Кто знает, не превратится ли передел
имущества Белого и Каверина в большую войну? А тогда Кабана и его быков лучше
было бы иметь пусть в ненадежных, но союзниках, а не в числе открытых врагов.
Кроме того, определенный резон в словах отморозка имелся,
этого нельзя было не признать. Важнее всего в сложившейся ситуации был итог.
Каверина нет в живых. Белого, вероятно, тоже. Крайним оставался человек Белого
– Шмидт. С него и следовало спросить, хотя бы за убийство Каверина.
Ситуация стала ему, Алмазу, яснее ясного.
– Ну, пора и честь знать. Благодарю честную компанию, –
Алмаз поднялся и направился в предбанник – одеваться.
Кабан повеселел. Он понял, что начавшие было сгущаться над
его головой тучи и в этот раз рассеялись. И с похотливой улыбкой огляделся по
сторонам.
– А где девки-то? – спохватился он.
И тут же сиганул в бассейн, вздымая тучу брызг. Тариэл дал
сигнал. В зал с веселым щебетом вбежали наяды и тоже полезли в воду.
Глава 6
Расслабившись на все сто, Кабан направился на встречу с
Зориным, назначенную им в своем любимом японском ресторане закрытого теннисного
клуба. Кабана туда пропустили весьма неохотно и только после тщательной
проверки.
"Что, рылом не вышел"? – спросил Кабан охранников,
демострантивно, с презрением сплюнул на зеркальный пол вестибюля и прошел в
ресторан.
Здесь его сразу проводили к заказанному Зориным столу. Кабан
уселся на низенькое сиденье и недовольно осмотрелся по сторонам. Зал – сплошной
выпендреж. Редкие посетители ковыряли в тарелках длинными палочками и пили из
чашек, похожих на наперстки, какую-то дрянь. Самураи, блин, недоделанные! Ни
выпить, ни закусить по-человечески не умеют.
Он хотел было приказать, чтобы принесли нормальной водки и
икры, когда из боковой двери ресторана показался Зорин. Он поздоровался с
криминальным авторитетом так тепло, словно тот был ему дороже отца и матери.
Семенящая узкоглазая официантка – бурятка, что ли? –
принесла на деревянном лакированном подносе заказ. Зорин все время поглядывал в
угол зала. Кабан поискал глазами и обнаружил, что в углу за служебным столиком,
откуда хорошо просматривался весь зал, пристроился зоринский мальчик на
побегушках. Кажется, его звали Андреем.
"Да, не доверяет Виктор Петрович авторитетным людям,
даже здесь боится, на клубную охрану не надеется…" – отметил про себя
Кабан. Официантка поставила перед каждым высокие, в виде ладей, блюда с суши.
Зорин упорно называл их "суси". Он сказал, что именно так это
произносят в Японии. Что же, ему виднее, Кабану там бывать не приходилось. Он
все больше по Европам мотается. Водка была подана в маленьких фарфоровых
кувшинчиках. К удивлению Кабана кувшинчики были горячими.
– Они что, водку с глинтвейном перепутали? – удивился
бандит.
Виктор Петрович ответил ему широкой отеческой улыбкой.
– Это сакэ, рисовая водка. Подается подогретой, – пояснил
он. – Ну что, выпьем с устатку?
Водка была теплой и вонючей. К тому же та капля, которая
поместилась в крошечную фарфоровую чашечку-рюмочку, сразу растеклась во рту,
вызвав отвращение.
Виктор Петрович выпил с видимым удовольствием, подхватил с
подноса длинные лакированные палочки и принялся ловко метать в рот содержимое
своего блюда: рис и кусочки рыбы. Он навалился на еду с аппетитом – видно,
набегался перед этим за мячиком. Палочками, действительно, он орудовал лихо.
Кабан тоже был бы не против пожрать, хоть и умял перед
визитом гору шашлыка. Но жрать-то, собственно, было и нечего. Дурацкий рис с
сырой рыбой, креветки… Креветки он с пацанами под пиво убирал, когда сопляком
был. Они что, в пивняке? А понты колотят – типа – культурное заведение!
Зорин исподтишка наблюдал за собеседником с плохо скрытой
усмешкой. Ему уже случалось иметь дело с Кабаном. Тот проворачивал для него
кое-какие грязные делишки. И пока что оба были довольны друг другом.
Виктор Петрович хорошо изучил тайные приемы искусства
управлять людьми. И сейчас ему казалось, что, поставив Кабана в неловкое и
непривычное для того положение, он одержал над бандитом психологическую победу.
Это прием не раз с успехом применял Наполеон.
Но Зорин ошибался. Кабан не был шахматистом. Он был из тех,
кто любую игру заканчивает китайской ничьей и нокаутирующим ударом ногой в
солнечное сплетение.
Впрочем, Виктору Петровичу повезло. Еще немного, и Кабан
сорвался бы… Виктор Петрович шестым чувством угадал, что напряженность за
столом становится опасной. И он перешел к делу.
– Хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал Зорин
дипломатично.
Это означало деловое предложение. Кабан сразу забыл о своем
настроении и стал прикидывать, сколько ему слупить с чиновника. Тот продолжал.
– Найди мне Белова. Хоть из-под земли, но найди!
– Белова грохнули, – уверенно заявил Кабан, хотя и понимал,
что тем самым лишает себя приличного гонорара.
