Мейсон протянул ей доллар. Она начала отсчитывать сдачу.
– Оставьте себе, – улыбнулся Мейсон.
– О, вы… вы так щедры.
– Это пустяки.
– Вы, вы так добры, оставив мне…
– Что такое? – не выдержал Мейсон, бросая на нее острый
взгляд. – Разве вам не дают чаевых?
– Десять центов, пятнадцать, иногда двадцать пять, –
ответила она, и внезапно ее глаза наполнились слезами.
– Эй, подождите, – сказал Мейсон. – В чем дело?
– О, простите меня. Я так расстроена, что не могу сдерживать
себя, когда кто-нибудь добр ко мне. Становлюсь сама не своя…
– Присядьте к нам, – попросила Делла.
– Нет, нет, я потеряю работу. Мне нельзя сидеть с
посетителями. Я…
Мейсон видел, как лицо девушки передернулось от страданий,
из глаз потекли слезы, оставляя черные бороздки туши на щеках.
– Присядьте к нам, – сказал Мейсон.
Он встал и предложил девушке стул. Немного поколебавшись,
она повернула стул так, чтобы поднос лег ей на колени, и присела к столику.
– Ну вот, – сказал Мейсон, – а теперь вам нужно пару капель
бренди и…
– Нет, нет, пожалуйста. Мне никак нельзя. Пить с
посетителями запрещено.
– Какие у вас неприятности? – спросил Мейсон.
Делла Стрит бросила на него предупреждающий взгляд.
– Нелады с работой? – предположил Мейсон.
– Нет, нет. С работой все в порядке. Это сугубо личное. Но
время от времени на меня находит…
Она оборвала себя и, обернувшись к Делле Стрит, с надрывом
заговорила:
– Ваш муж, возможно, не поймет меня, но вы другое дело. Вы
можете понять, как страдает женщина из-за своего ребенка.
– Что с вашим ребенком? – требовательно спросил Мейсон.
Она покачала головой.
– Как глупо с моей стороны выливать на вас все это. Сделайте
вид, будто выбираете что-то у меня на подносе. Иначе метрдотель страшно
рассердится.
Делла Стрит принялась перебирать мелкие сувениры.
– Продолжайте, – настаивал Мейсон.
– Ничего страшного не случилось. В конце концов все
устроилось. Вероятно, мой ребенок в хороших руках. Только мне хотелось бы
знать! О, как бы мне хотелось это знать!
– Знать что? – спросил Мейсон.
– Где моя малышка. Понимаете, все так сложно и запутанно. Я…
я японка.
– Неужели?
– Да. Это не сразу заметно, но если вы приглядитесь получше,
то увидите, какие у меня глаза и скулы.
Мейсон принялся изучать ее лицо. Затем кивнул.
– Да, теперь вижу. Я обратил внимание, что в вас есть нечто
экзотическое. Теперь мне понятно, откуда это. Ваши черты определенно имеют
восточное происхождение.
– Я только частично японка, – пояснила она. – Но вообще-то я
американка. Точно такая же американка, как и всякая другая. Но разве остальные
с этим согласятся? Как бы не так. Для них я японка, не такая, как они, пария.
Но у меня был ребенок.
– Вы замужем?
– Нет.
– Продолжайте.
– Ну так вот, у меня была дочь. Но ее отец ухитрился
выкрасть у меня малышку. Он продал ее. Когда я узнала, что ее хотят удочерить
чужие люди, я едва не лишилась рассудка. Я всеми правдами-неправдами пыталась
узнать, что с ней стало, пыталась что-то сделать, но оказалась бессильна.
– А тот человек, что забрал у вас ребенка, ее настоящий
отец? – спросил Мейсон.
Она мгновение помедлила, отвела взгляд, затем снова
посмотрела Мейсону прямо в лицо.
– Нет, – призналась она. – Настоящий отец умер.
– Почему вы ничего не сделали, чтобы найти ребенка? –
спросила Делла Стрит.
– А что я могла сделать? Во мне течет японская кровь, кто же
станет помогать японке, особенно если у нее нет денег. А у меня ничего нет. Я
даже не знаю, где мой ребенок, но я уверена, что ее удочерили. Этот негодяй
выдал себя за ее отца, подписал все бумаги и исчез…
– Сколько лет вашей дочери?
– Ей теперь исполнилось бы четыре года. Тогда она была
совсем еще крохой…
Пьер, метрдотель, обвел взглядом переполненный зал и
неожиданно увидел продавщицу сигарет, подсевшую к столику с посетителями.
– Продавщица сигарет, – позвал он резко. – Подойдите сюда!
– О! – воскликнула она. – Мне не следовало этого делать,
Пьер уже недоволен.
Она извлекла носовой платок из V-образного выреза платья без
бретелек, за которым можно было утаить разве что почтовую марку, поспешно
вытерла глаза и привела в порядок лицо, припудрив его пуховкой из компактной
пудреницы.
– Сигареты! – выкрикнул Пьер, его голос звучал хрипло от
нетерпения.
Она быстро улыбнулась Делле Стрит, коснулась руки Перри
Мейсона и, слегка пожав ее, сказала:
– Временами это выбивает почву у меня из-под ног.
– Не допускайте этого, – сказала Делла Стрит. – Вам следует…
– Продавщица сигарет! Немедленно сюда! – снова потребовал
Пьер.
– Спасибо, что выслушали меня, – пробормотала она и,
погладив Мейсона по плечу, поспешила на зов.
– Бедная девочка, – сказала Делла Стрит.
Мейсон кивнул.
– Дети стоят денег, – заметила Делла Стрит. – Я полагаю,
что, сказавшись отцом ребенка и заявив, будто мать малышки умерла или сбежала,
он смог отдать девочку на удочерение и получить за нее пятьсот или даже тысячу
долларов.
– Японского ребенка?
– А кто мог знать, что он японский? – возразила Делла Стрит.
– Вам не пришло в голову, что эта девушка японка, пока она сама не призналась.
Это можно угадать лишь по ее раскосым глазам и овалу лица. Она на американку
похожа больше, чем на японку.
Мейсон снова кивнул.
– Мне кажется, на вас история не произвела большого
впечатления, – раздраженно заметила Делла Стрит. – Почему бы вам не сделать
что-нибудь для этого ребенка, шеф? Вы могли бы найти малышку и позаботиться о
том, чтобы справедливость восторжествовала.
– Для кого?
– Для матери, для ребенка.
– А с чего ты взяла, что это будет справедливо по отношению
к ребенку? Возможно, девочка попала в хорошие руки. А ее мамаша работает в
ночном клубе и расхаживает в таком платье, что еще чуть-чуть, и ее арестуют за
нарушение общественного спокойствия и…
