– Похоже на это. Я не смог найти никаких свидетельств, что
они формально разведены. Однако они не живут вместе и… словом, видишь, какая
выходит история. Пьер, видимо, пристроил ее в «Золотой гусь» снимать на фото
посетителей, чтобы дать возможность подзаработать. А теперь собери все вместе,
и что получится?
– Ответ, который никак не подходит к моей задаче.
– Ты бы лучше сменил задачу, – посоветовал ему Дрейк. –
Факты – вещь упрямая.
– Черт бы их побрал, – буркнул Мейсон. – Ты разузнал, где
проживает этот Пьер?
– Этого никто не знает, – ответил Дрейк. – Когда он уходит
из «Золотого гуся», то словно под землю проваливается.
– Ну что ж, – сказал Мейсон, – поскольку он замешан в этом
деле, да еще и оказался мужем такой интересной особы, как Джилсон, пусть твои
сыщики проследят за ним. Нужно выяснить, куда он отправляется после работы.
– Смотри, истратишь кучу денег, прежде чем мы справимся с
делом, – предупредил его Дрейк.
– Ничего страшного, – сказал ему Мейсон. – Мне нужен
результат. Пойдем-ка навестим этого оптика.
– Мою машину возьмем или твою?
– Мою. На твоей мы туда и до ночи не доберемся.
– Отлично, – сказал Дрейк, – езда с тобой всегда настоящее
приключение. Поехали.
Предупредив Деллу Стрит о своем местонахождении, Мейсон и
Дрейк отправились к доктору Карлтону Б. Рэдклиффу.
Несмотря на все многообразие своих занятий, доктор Рэд-клифф
явно не желал переутомлять себя.
Над прилавком в глубине магазина в глаза посетителю бросалась
надпись:
«ГРУБИТЬ МНЕ И ТОРОПИТЬ МЕНЯ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ».
При входе в магазин стоял прилавок, где принимали в починку
часы. Когда Мейсон и Дрейк вошли в помещение, доктор Рэдклифф сидел за
приставным столом с лупой в глазу и работал.
– Одну минуту, – бросил он через плечо, продолжая возиться с
часами. Осторожно приподняв пинцетом рубиновую крупинку, он принялся
пристраивать ее в нужное место.
Немного погодя он отодвинул стул, подошел к прилавку и
посмотрел на посетителей взглядом, в котором угадывалось лукавство.
– Чем могу служить, джентльмены?
– Нам хотелось бы получить у вас кое-какую информацию, –
улыбнулся в ответ Мейсон.
– Информация – это не по моей части.
– Я думаю, что такого рода информацией вы можете с нами
поделиться.
– Я человек пожилой; мне мало что известно. Мир так быстро
меняется, что я за ним просто не поспеваю.
– Мы хотели бы расспросить вас об очках, – сказал Мейсон.
– Очки – это совсем другое дело, – согласился Рэдклифф. – В
часах и очках я знаю толк. Это как раз то, что я успел изучить. Я изучал их всю
жизнь, но жизнь так коротка! Так чем я могу быть вам полезен?
– Нам хотелось бы узнать у вас кое-что об очках миссис
Мейнард, – сказал Мейсон.
– Мейнард, Мейнард, о ее очках… О да, это о тех, что
разбились. Но я их уже отослал. Она меня ужасно торопила.
– Так они были разбиты?
– Одно стекло треснуло. Кроме того, на обоих стеклах
остались глубокие царапины от… Но зачем вам, собственно говоря, это нужно?
– Нас интересует, могла ли она видеть без очков?
– Могла ли она видеть?
– Да.
– Джентльмены, на что вам такая информация?
– Нам необходимо это знать.
– Вы друзья миссис Мейнард?
Мейсон заколебался.
– Да! – ответил за него Дрейк.
Часовщик вежливо улыбнулся:
– Тогда все просто. Вы можете узнать это у самой миссис
Мейнард.
– Доктор Рэдклифф, я адвокат, – сказал Мейсон. – Я пытаюсь
установить некоторые факты. Я хочу…
Рэдклифф энергично затряс головой, прежде чем Мейсон успел
закончить фразу.
– Никаких сведений о пациентах и покупателях я не даю.
– Но эти сведения могут оказаться очень важными, – сказал
Мейсон. – Как свидетель, вы…
– Как свидетель, да. Вы адвокат, вы знаете законы. Я всего
лишь оптик, ювелир и часовщик. Законов я не знаю. Но кое-что мне все же
известно. Как свидетель, я получаю повестку, являюсь в суд, потом занимаю
скамью свидетелей и приношу клятву говорить правду, и только правду, и ничего
кроме правды. Затем отвечаю на вопросы. Судья предупреждает меня, что я должен
отвечать на вопросы. А сейчас на ваши вопросы я отвечать не стану. Я этого не
должен. Мы с вами поняли друг друга, да?
Глаза Рэдклиффа оставались насмешливо-вежливыми, но что-то в
его голосе свидетельствовало о том, что он тверд в своих убеждениях.
– Мы с вами поняли друг друга, – сказал Мейсон. – И тем не
менее спасибо. Пойдем, Пол.
Уже в машине Дрейк сказал:
– Тебе не кажется, что мы бы разузнали куда больше, если бы…
– Нет, – перебил его Мейсон. – Мы бы только сильнее
настроили его против нас. Но мы узнали главное: миссис Мейнард принесла ему
сломанные очки, у которых оба стекла были сильно поцарапанными. Так что когда
она займет место свидетеля обвинения, я спрошу ее, как обстоят дела с ее
зрением и насколько хорошо она может видеть без очков, а потом попытаюсь
доказать, что в автобусе она была без очков, так как они лежали у нее в
сумочке, поцарапанные и потрескавшиеся.
– И ты полагаешь, что она придет на заседание суда в очках?
– Я полагаю, что теперь она не будет снимать их ни на
минуту, – сказал Мейсон, – однако я почти уверен, что в автобусе она была без
очков.
– Это будет не так-то просто доказать, – заметил Дрейк.
– Именно по этой причине я не стал приставать к доктору
Рэдклиффу.
– Я тебя не понимаю, Перри.
– Если бы я стал настаивать, он мог бы отправиться к ней и
предупредить, что мы расспрашивали о ней. А так примерно шансов пятьдесят, что
он не станет этого делать. Мы ничего не узнали, очки ей доставлены, так что он
может спокойно продолжать чинить свои часы. Он не из тех, кто любит
посплетничать. Это немногословный, опытный мастер, которому важнее всего, чтобы
к нему не приставали и не мешали работать.
– Полагаю, что тут ты прав, Перри, – кивнул Дрейк.
– И все же, – сказал Мейсон, – мы вызовем его в суд, как
только будет назначена дата предварительного слушания.
– А когда это будет?
