Бриллиант покоился на черном атласе. Казалось, этот
невероятно твердый камень впитал в себя весь свет комнаты и возвратил его,
многократно усилив. Он слепил глаза, излучая чистый, но пульсирующий белый
свет, словно северное сияние, горящее в черноте безграничного пространства. Это
сияющее чудо из кристаллизовавшегося углерода, заключенное в совершенную форму,
не требовало подтверждения подлинности. Ни один мастер не смог бы воссоздать
это удивительное творение природы. Я лишился дара речи, но ненадолго.
— Холмс, я понимаю теперь, почему люди теряют голову из-за
подобных сокровищ. Будь я проклят, если посмею осудить их!
— Холоден на ощупь, горит огнем, который не обжигает, но
полон ослепительного сияния, способного иссушить душу…
Не знаю, размышлял Холмс или цитировал.
— Да, Ватсон, — продолжал он. — Это нечто.
С видимым усилием Холмс вернулся к своему обычному
скептицизму и его длинные, гибкие пальцы извлекли бриллиант из шкатулки. Он
подал камень мне.
— Ваш носовой платок защитит эту красоту. Когда я осторожно
завернул бриллиант в льняную ткань и опустил его в нагрудный карман, мой друг
захлопнул шкатулку и поставил се в тайник. Закрыв панель, он долго смотрел на
меня затуманенными глазами.
— Знаете, в течение всего нашего долгого общения я
придерживался прагматических взглядов. Но сейчас мне хочется верить, что у
этого волшебного и совершенно уникального творения природы собственный путь,
своя судьба. Разве не может быть так, что этот древний, неподвластный времени
предмет, видевший крушение империи и исчезновение поколений, просто переходит
из рук в руки, следуя однажды предначертанной дорогой к неведомой цели.
Я никогда не слышал, чтобы Холмс говорил в такой манере.
Наше путешествие домой проходило в молчании; каждый из нас
был погружен в свои мысли.
Глава 21
Неожиданная развязка
До прибытия нашего клиента оставались считанные часы: поезд
из Берлина приходил вечером. Вернувшись из Сент-Обри, Холмс не снял по
обыкновению свой костюм, а вместо этого достал из ящика стола свое любимое
оружие — маленький револьвер, казавшийся мне не опаснее детской хлопушки.
Встревоженный этой мерой предосторожности, я тоже захватил свой револьвер. На
языке у меня вертелось множество вопросов, но я сдержался, чтобы не отвлекать
Холмса от размышлений. Мой друг напряженно застыл возле окна, уставившись на
улицу невидящими глазами. В комнатах стояла необычная тишина. Наконец,
собравшись с мыслями, я решился обратиться к Холмсу:
— Послушайте, друг мой, я не прерываю цепь ваших
размышлений?
— Нет, — ответил он, не оборачиваясь. — Я размышляю о том,
что бриллиант в вашем кармане напоминает мне историю Дориана Грея. Если вы
помните, герой Уайльда был неподвластен ходу времени. Подобно ему, бриллиант
«Пиготт» сиял вечным пламенем все эти годы.
— Вы хотите сказать, что камень получал энергию, калеча
судьбы своих владельцев? — откликнулся я, захваченный идеей сопоставить историю
«Пиготта» со страшной сказкой о вечной юности.
— Наша изнурительная охота за статуэткой, — задумчиво
проговорил Холмс, — подходит к концу. Неизвестных элементов осталось слишком
мало. И все же есть в этой истории некая недосказанность. Недаром мне
вспоминается Уайльд.
Я бросил на Холмса вопросительный взгляд и не заметил в его
глазах и тени насмешки.
— Как только вы выяснили, что Золотая Птица несла
бриллиантовые яйца, — осторожно начал я, — мотивы стали ясны. Базил Селкирк
разбирался в истории бриллиантов и, получив от вас ключ к решению, понял, что
«Пиготт» все еще существует. Он, естественно, извлек камень и был готов
расстаться с Золотой Птицей, чтобы удалиться со сцены.
— Прошу вас, продолжайте, — одобрительно сказал Холмс.
— Мотивы Чу Санфу тоже ясны. Ему хотелось достать знаменитый
алмаз, чтобы украсить им свою дочь. Он выяснил, что «Пиготт» считается уничтоженным,
и решил завладеть им.
— Кстати, позвольте сообщить вам некоторые приятные новости
о Чу Санфу. Вы помните, что, когда Лу Чанг ушел отсюда, я велел Скользкому
Стайлсу следовать за адвокатом. Наши усилия принесли щедрые результаты. Пока
азиат петлял по переулкам, пытаясь оторваться от Скользкого, Тощий Гиллиган
забрался в его тайную контору и захватил бумаги, касавшиеся незаконной
деятельности Чу. Полиция Лаймхауса до сих пор восхищается истинным размахом
незаконных операций Чу Санфу. Очень скоро все его опиумные притоны, публичные
дома и аналогичные злачные заведения будут закрыты. Я сказал, Ватсон, что
раздавлю Чу Санфу, и я сделал это.
От удивления у меня попросту отвисла челюсть: Холмс сразил
короля преступного мира, годами смеявшегося над законом, и преподнес это как
обычную запоздалую мысль. И это не было позой: после того как дело было
завершено, Чу Санфу занимал мало места в мыслях Холмса.
Между тем мой друг продолжал, задумчиво глядя в окно:
— Вернемся к легендарному камню, Ватсон. То, как Чу Санфу
или Джонатан Вайлд узнали о его существовании, можно выяснить с помощью
рассуждений.
— Наш клиент Васил Д`Англас может знать это наверняка, к
тому же он мог бы порассказать и о том, как камень оказался внутри Птицы, —
пробормотал я.
— Верно, — согласился Холмс. — И похоже, что упомянутый вами
человек только что вышел из экипажа у наших дверей.
Через некоторое время я услышал тяжелые затрудненные шаги по
нашей лестнице. Подъем сопровождался частыми остановками, но, в конце концов,
тяжело дышавший Д`Англас вошел в нашу комнату.
Когда мы с Холмсом посещали Д`Англаса в Берлине, внешность
этого человека производила довольно неприятное впечатление. Теперь же, хотя
прошло немного времени, она стала просто отталкивающей. Кожа лба жирными
морщинами нависала над печальными, глубоко посаженными глазами. Цвет лица
приводил в ужас. Грубые черты уродливого лица, морщины и серая чешуйчатая кожа
делали нашего клиента похожим на слона. Хотя поверхностный осмотр редко даст
точные результаты, еще в Берлине я определил его заболевание как акромегалию —
рост костей, вызываемый неправильной работой гипофиза. С большим трудом я
подавил желание задать гостю вопрос о его самочувствии. Д`Англас, вероятно, и
сам знал, что его состояние было критическим и ухудшалось день ото дня.
Конечно, ему следовало немедля предать себя в руки берлинских докторов. Из ряда
статей в «Ланцетте» я знал, что немцы значительно дальше других врачей
продвинулись в изучении таинственного мозгового придатка. Хорошо, что Холмс
спрятал Золотую Птицу, потому что Д`Англас мог попросту не вынести потрясения.
