Я ощутила бурю чувств, переполнявших Луиджину, ненавидя ее и завидуя ей. «Неужели я такая завистливая?»
— Я умирала без тебя, все время думала о тебе в ожидании встречи. Было мучительно видеть тебя с графиней, знать, что она ласкает тебя ночами!
Джакомо закрыл ее уста поцелуем, легко поднял на руки и понес к кровати под балдахином. Я почувствовала себя третьей лишней в этом потоке страсти, но при всем желании не могла выйти в другую комнату. Он помог Луиджине освободиться от множества ее одежек, и это действо завело его до предела. Благодатные XX и XXI века, когда женщины носят мини, а нижнее белье — нечто условное; это облегчает мужчинам жизнь, спасая от сложностей прошлых эпох под названием «разбери елку». Джакомо впился в губы девушки, и неожиданно я ощутила солоноватый вкус его губ. Его красивое обнаженное тело поражает гармонией и силой, напоминая пропорциями скульптуры Микеланджело. «Я заняла место Луиджины! Для чего?!» — я знаю, что не права и не стоило этого делать, но благоразумие покинуло меня. В нем ощущалась невероятная энергия страсти. Порывы этого мужчины пробудили во мне чувственность, и в какое-то мгновение мне показалось, что не Луиджина, а я таю в объятиях Джакомо, сгораю от любви к нему. «Любви?
Разве это возможно?» — мысль унеслась чайкой в неизведанные дали океана. «Что со мной, что со мной?» — повторяю сама себе, но ответ мне не нужен, я хочу лишь одного: чтобы это блаженство длилось вечно. Его яростная энергия сменилась нежностью, он, едва касаясь, целует мои глаза, шею, и моя кровь превращается в расплавленный свинец, а он уже ласкает мои отвердевшие соски. Все внутри замерло, я снова ощущаю свою двойственность и пытаюсь себя обуздать. Дышать, дышать и заставить сердце остыть. Но все внутри пляшет, взрываясь где-то под ложечкой и отдавая тяжестью свинца в паху. «Что это я делаю?» — пугаюсь я, и меня окатывает холодной волной. Я пытаюсь оторвать себя от него. Туман в голове, ледяной ливень на спину, но мне сладко, жарко, и я игнорирую доводы разума.
— Возьми меня, Джакомо! — прошу его.
Странно, дико! О Боже! Я уже сверху, над ним, принимаю в себя огонь его вздыбившейся плоти, разрывающей меня, и кричу в восторге. И куда-то проваливаюсь. Внутри горячо. Перехватывает дыхание… медовый удар! И словно искры в голове! Медовый удар — только этими словами я могу передать свои ощущения. Меня захлестывает сладкая волна… истома…
И я бьюсь об него, и каждый удар отдается медовым взрывом во мне… и я вдруг чувствую, как он яростно сжимается, словно хочет убить меня собой, я вскрикиваю и поднимаю голову.
— О Боже, Джакомо! — и непроизвольный толчок. Я сжимаю его плечо. — О Боже… — шепчу я, перед тем как провалиться в беспамятство.
Он подчиняется мне во всем, и наша борьба длится бесконечно, мы неподвластны ни времени, ни чему-либо другому.
Обессилив, мы лежим, не размыкая объятий. Приподнимаюсь и целую его в губы. Хриплый, не мой, чужой голос:
— Люблю тебя, люблю и буду вечно любить.
Говорю искренне, медленно приходит осознание того, что я сделала, но не раскаиваюсь, что отняла у Луиджины тело и любовника. Не думала, что можно мгновенно влюбиться, лишь заглянув в глаза, и сразу понять: это он. У меня были в жизни мужчины, но только сейчас захватил вихрь любви, которая сжигает изнутри, толкая на безумства. Между нами разница в пятьсот лет, но я верю, что для любви это не преграда.
— Ты великолепна и обольстительна, я тебя не узнаю! Оказывается, я тебя так мало знал.
— Мы, женщины, подобны шкатулке с секретом, к которой надо иметь ключик. И он у тебя есть.
— Тогда ты ларец с необыкновенными драгоценностями. — Тут он напрягается, вспомнив: — Извини, но мне надо возвращаться во дворец. Не хочу, чтобы графиня что-нибудь заподозрила.
— Ну что ж, иди ублажай свою графиню! — Во мне говорит ревность, и это я, а не Луиджина, ревную Джакомо.
Чувства, овладевшие мною, заставили забыть обо всем — и почему я здесь, и какова моя миссия. Для меня сейчас главное — находиться рядом с Джакомо. Я готова остаться в этом времени, остаться в чужом теле на всю жизнь, забыв о благах цивилизации XXI века, лишь бы быть рядом с любимым человеком. Я поняла: любовь всегда самопожертвование, в противном случае она одна только видимость. Но Джакомо, даже если я откроюсь ему, не оценит мой поступок, ему хочется блистать, хочется богатства и знатности, хотя это неуклонно ведет его к гибели. Бедняжка Луиджина, прости меня, по отношению к тебе я поступила крайне несправедливо, просто ужасно, но иначе не могла! Только когда Джакомо ушел, я оделась и вернула тело Луиджи не.
— Что со мной было? Где Джакомо? — испуганно воскликнула Луиджина. — Что между нами произошло? Он бросил меня?! О, горе мне!
Вопреки моим ожиданиям, Луиджина не пошла домой, а направилась к воротам, расположенным в башне Скиавони, и вышла за городские стены.
Она прошла вдоль оборонительной стены и оказалась в беднейшем предместье, называемом Ямой, хотя здесь нет никакой ямы. Вместо брусчатки городских улиц в предместье обыкновенная грунтовка, но кое-где имеются остатки деревянного тротуара, еще не полностью сгнившего. Это вотчина кожевенников, стоит ужасная вонь от выделываемых шкур и чанов, в которых дубится кожа; тут же живут и золотари, занимающиеся вывозом нечистот из города.
Здешний люд обитает в неприглядных хижинах, которые одновременно служат мастерскими. Жители этих трущоб, с виду нечто среднее между нищими и разбойниками, не обращают на Луиджину внимания, занимаясь своими делами, разве только стайка замызганных детей какое-то время сопровождала ее, выклянчивая мелкую монету, но, ничего не дождавшись, отстала. Луиджина довольно уверенно ориентируется в паутине этих улочек, значит, она здесь явно не в первый раз. Жалкая лачуга, у которой она останавливается, ничем не выделяется, я представляю, какое внутри убожество. Луиджина берется за деревянный молоток, висящий у двери, и хотя он какой-то замызганный, жалкий, но у дверей других домов и такого нет. Она с равными паузами стучит четыре раза, а затем быстро еще два. Понятно, что это условный знак, но открывать не спешат, и Луиджина терпеливо ждет. Наконец слышно, как отодвигают засов, и она переступает порог. Внутри, на земляном полу, множество горящих свечей, расставленных концентрическими кругами по всей комнате, посредине стоит крепко сбитая девушка в одной длинной льняной рубашке с глубоким вырезом на груди, открывающим голое тело. Она была бы довольно миловидной, если бы не жесткое выражение лица, искажающее его черты. Ее длинные темные волосы распущены и достают почти до пояса. Вдруг она напряглась, ее глаза яростно блеснули, из-под ног Луиджины что-то метнулось на середину комнаты и застыло там — черная кошка, почти двойник моей Жели. Когда наши взгляды встретились, кошка недоброжелательно мяукнула. «Неужели она может видеть меня, астрала?»
— Ты не одна? — Девушка грубо оттолкнула Луиджину в сторону и выглянула за дверь. Удостоверившись, что за ней никого нет, она заперла дверь на засов и хрипло спросила: — Принесла?
— Да, возьми, Сильфида. — Луиджина извлекла из-под одежды небольшую деревянную коробочку и достала из нее несколько длинных волосинок. Кошка опять мяукнула и, подойдя к девушке, стала тереться об ее ноги.
