— Сеньор монах, идите сюда! — слышится сквозь пелену дождя женский голос, и я двигаюсь на него, различая впереди лишь размытые очертания какого-то строения.
Замечаю приоткрытую дверь и буквально ныряю в нее. Вода течет по лицу, застилая глаза, и я вижу лишь силуэт спасительницы. Она ведет меня в кухню и усаживает на высокий табурет рядом с разогретой плитой. Я млею от тепла, оживляющего мое озябшее тело.
— Ваше счастье, сеньор монах, что я заметила вас еще до этого потопа, иначе вы продолжали бы мокнуть.
— Благодарю вас, сеньора. — Стараюсь говорить тихо и хриплым голосом, чтобы во мне не распознали женщину.
Теперь я вижу, что моей спасительнице лет тридцать.
— Господь учит помогать страждущим, а уж его слуг без помощи оставить — это великий грех. Но вы ошибаетесь, я не замужем. Зовите меня Мартина. Сеньор монах, вы насквозь промокли, я принесу что-нибудь, вам надо переодеться в сухое.
Еще этого не хватало! Я уже сожалею, что захотела спрятаться от дождя, забыв об угрожающей мне смертельной опасности. Мокрая одежда прилипла к телу, и стали заметны два бугорка, совсем не характерные для мужчины. Пытаясь их скрыть, горблюсь, как могу, руками оттягиваю монашескую пелерину, еще сильнее надвигаю на лицо капюшон, с которого продолжает течь вода.
— Не стоит беспокоиться, сеньорита. Я только дождусь, когда немного утихнет дождь, и отправлюсь дальше. — Сижу как на иголках. Я бы и сейчас отправилась в путь, несмотря на дождь, вот только боюсь этим вызвать у женщины подозрение.
— А-ап-чхи! — чихаю, кашляю, глаза слезятся, из носа течет.
Ругаю себя за то, что решилась спрятаться здесь. С надеждой и ожиданием смотрю в окошко, а дождь все не перестает.
— Вот видите, сеньор монах, вы уже простудились. Вам надо срочно выпить горячего вина и переодеться в сухое.
— Приор монастыря будет очень недоволен тем, что я задержался. Благодарю вас за все, сеньорита Мартина, но мне надо идти. — Я решительно поднимаюсь, но как трудно выйти из тепла под ледяные струи дождя!
— Выпейте хоть вина, раз не хотите переодеться. Простите меня великодушно, сеньор монах, но вы очень странный. Вы желаете, чтобы вас одолела хворь, лихорадка?
— Я не могу переодеться в другую одежду, разве только в монашескую, но никак не в мирскую. Я дал обет и его не нарушу.
— Судя по одежде, вы из доминиканского монастыря, а направлялись в противоположную сторону.
— У меня есть поручение от сеньора приора, после выполнения которого я вернусь в монастырь. Поэтому мне надо торопиться.
— В городе только о том и говорят, что из подвалов монастыря сбежала ведьма, обольстительная, как суккуб. Она вроде загрызла трех монахов, которых перед этим околдовала. До этого она была фрейлиной графини. Когда она была в заключении в монастыре, вам не доводилось ее видеть?
У меня мгновенно пересохло в горле, хотя дождевой воды отведала предостаточно. Как понимать ее слова: она меня подозревает или это лишь праздное любопытство?
— Нет, не доводилось. Ее не довезли до монастыря.
— То, что о ней говорят, правда? Она и в самом деле загрызла трех монахов?
— Ни к чьей смерти она не имеет отношения. Ее кто-то освободил силой.
Зачем мне ей что-либо объяснять? Встала, так уходи! Но я никак не могу отойти от теплой печки.
— Вот и вино нагрелось. Прошу вас, сеньор монах, отведайте его.
Женщина наливает напиток из стоящей на плите кастрюли в большую глиняную кружку и протягивает мне. Вино приятно пахнет и пузырится. Не могу устоять перед таким искушением, к тому же я в ответе перед Луиджиной за ее тело. Не могу же я допустить, чтобы оно простудилось! Переставляю табурет поближе к столу, на котором дымится кружка с горячим вином. Неожиданно посещает мысль: вот твое спасение, в этой женщине! Войди в нее и оставь Луиджине ее тело, и ты окажешься в безопасности, побудешь Мартиной до тех пор, пока не вернешься в свое время.
Тут же себя одергиваю: не могу я поступить так с Луиджиной, бросить бедняжку в беде.
«Опасность!» — вдруг звенит звоночек в голове, и, не до конца осознавая, что делаю, я успеваю настичь Мартину, метнувшуюся к двери, и вцепляюсь в ее одежду. Она кричит от ужаса, пытается высвободиться, но я держу ее мертвой хваткой. Визжа и крича, она все же протащила меня за собой метра два и, зацепившись за порог, рухнула на пол. Я оказалась на ней, теперь она плачет и уже не сопротивляется.
— Сеньора, прошу вас, не причиняйте мне зла! — умоляет она, дрожа крупной дрожью от страха.
Да, наивно было полагать, что под облачением монаха она не узнает во мне женщину.
— Не кричи, и я тебя не трону. Ты хотела меня запереть в кухне, чтобы передать страже?
— Нет, сеньора, я только хотела убежать! — Ее голос тоже дрожит от страха, но я не сомневаюсь, что она лжет.
— Ты хотела получить награду за меня?
— Нет! Сеньора, умоляю вас!
Понимаю, что еще немного, и у нее начнется истерика.
— Если будешь говорить правду, с тобой ничего не случится! В доме еще кто-нибудь есть?
— Никого нет, хозяин с женой уехали, они вернутся завтра. Не губите меня!
— Когда ты позвала меня, то уже знала, кто я?
— Вначале думала, что монах, хотя удивилась, увидев, что идете под дождем без плаща. А вблизи догадалась, кто вы, и испугалась.
— Не обманывай! Ты выжидала момент, чтобы меня запереть, поэтому заговаривала зубы.
— Простите, сеньора! Что хотите, для вас сделаю!
— Мне нужна женская одежда и что-нибудь поесть. Дай мне все это, я уйду и тебя не трону! — угрожающим тоном произношу я. — Ты уверена, что никто не должен сюда прийти?
— Все так, как я сказала. Клянусь вам!
— Если не хочешь себе беды, лежи, не вставай, пока я не разрешу!
Я поднялась и первым делом заперла входную дверь на засов. По крайней мере, теперь никто не сможет войти сюда незаметно. Вооружившись ножом, я вернулась к Мартине и разрешила ей встать, чтобы она могла выполнить мои требования. Я больше ее не опасалась, она была морально сломлена и тряслась от страха, ведь я для нее была ведьмой, с которой она по неразумности связалась. Первым делом я поела и выпила немного горячего вина, что весьма подкрепило меня и вселило уверенности. Но мне еще надо было сменить свой наряд.
— Раздевайся! — приказываю Мартине.
Та с ужасом смотрит на меня.
— Сеньора, вы обещали не делать мне ничего дурного!
— Мне нужна твоя одежда, ведь моя промокла! Поживей!
Плача, Мартина мне подчинилась, и вскоре я была в сухой одежде, еще хранившей тепло прежней хозяйки, а та получила взамен мокрое монашеское одеяние.
Убедившись, что дождь прекратился и уже достаточно темно, я заперла Мартину в кухне и вышла из дома. Хотя все складывалось более-менее благополучно, было тревожно на душе, и чем ближе я подходила к месту, куда меня направил Людовико, тем больше я тревожилась. Если бы мне было где укрыться, я бы отправилась туда без колебаний. Но выбора у меня не было.
