— Это только я, Нил, — произнес человек спокойным голосом, протянул руку в перчатке, и пес ее обнюхал.
Это был доктор Кейд — я узнал его голос. Даже в тусклом свете голубые глаза преподавателя продолжали блестеть. Он посмотрел мне через плечо, разок моргнул, затем улыбнулся:
— Мне можно войти?
— О-о… — я покраснел и отступил в сторону.
Он шагнул в дом и закрыл дверь.
— Чем-то пахнет просто восхитительно, — сказал он, снимая пальто и вешая на вешалку рядом с пальто Дэна. — Должно быть, они готовят барашка, мое любимое блюдо.
Он снова уставился на меня, легко улыбаясь.
— Вас зовут Эрик, да?
— Да, сэр.
Он протянул мне руку, рукопожатие длилось чуть дольше, чем обычно.
— Надеюсь, что сегодня утром не был с вами слишком резок, — продолжал он. — Нас с издателем поджимают сроки, и у меня нет времени ни на что другое. Вы учитесь у Дэвида Тиндли, правильно?
Я кивнул, не находя слов, чувствуя себя так, словно находился рядом со знаменитостью. Наверное, так оно и выглядело. Доктор Кейд безупречно и просто одевался в темно-серый костюм. Загорелую кожу покрывали мелкие морщины, как у яхтсмена, щеки слегка покраснели. Вероятно, ему было пятьдесят с лишним или даже шестьдесят лет, но благодаря живости и энергии он казался моложе. Никаких драгоценностей я не заметил, у Кейда не имелось даже часов.
Арт вышел из кухонной двери в переднике, заляпанном коричневыми пятнами. Он подошел к преподавателю и улыбнулся, затем показал на меня.
— Это Эрик, доктор Кейд. Я вам о нем рассказывал.
— Да, мы уже познакомились.
Кейд улыбнулся в ответ. Артур выглядел неуверенным в себе. Он не знал, куда деть руки и нервничал так, словно представлял двух своих друзей при встрече, которую сам организовал.
— Извините меня, — сказал доктор Кейд, снимая перчатки.
Он заявил, что ему нужно переодеться перед ужином, а затем ушел вверх по лестнице. Арт хлопнул в ладоши и направился назад в кухню, оставив меня одного с Нилом.
Через пятнадцать минут обеденный стол, еще недавно представлявший собой стерильную картину из белой скатерти, пустых стаканов и холодного серебра, совершенно изменился. На нем стояли супница, от которой шел пар, с супом из морепродуктов, приготовленным Артуром; корзинка с французскими булками; керамическая миска, наполненная греческим салатом, приготовленным Дэном; и, наконец, три шампура с барашком, идеально приготовленным Хауи, несмотря на полученные в процессе травмы.
Доктор Кейд сел за стол последним. Предварительно он отделил столовую от остального дома, закрыв небольшие двери, ранее скрытые в арке. Теперь профессор переоделся в толстый свитер крупной вязки и серые шерстяные брюки. Кейд выглядел расслабленным богатым дядюшкой. Верхний свет был приглушен, он отбрасывал сияние цвета карамели на все происходящее.
Они начали разговор так, словно меня там не было, или я находился в компании с самого начала, зная все о предмете беседы. Я чувствовал себя полностью подавленным, несмотря на попытки Арта включить меня к разговору. Большая часть времени ушла на попытки переварить вино; оно оказалось не таким сладким, как я привык. Я допустил ошибку, попросив кубик льда. Когда я бросил его в бокал, последовала недолгая, но многозначительная тишина. Хауи спросил, не нужен ли мне кетчуп для баранины, и все (за исключением доктора Кейда, как я отметил) стали сдавленно смеяться. Тогда мне ничего не было понятно. Хотелось вернуться в общежитие, к простым друзьям, которые у меня там появились.
Меня посадили между Артом и Эллен. От нее пахло сиренью, запах был тонким, но стойким. Мне хотелось вдыхать его подольше, склонить к ней голову, как я склонился бы к приятному цветку. В процессе еды она заметила, как я ел каперсы из салата, проткнула один вилкой и подняла ее так, словно собиралась меня с нее кормить.
— Они очень хорошие, — с улыбкой сказала Эллен, протягивая к моим губам вилку с каперсами. Глаза у нее сияли, блеск казался сильнее из-за серых теней на веках. — Давай…
Я съел каперсы у нее с вилки, и это простое действие тут же привело к сильнейшей эрекции. Этиология желания часто представляет собой запутанный поиск. Мы приписываем значение случайному касанию рук или быстрому взгляду на того, кого желаем. Тем не менее, я точно знаю момент, когда во мне загорелась страсть к Эллен. Ее губы, подбородок, затылок, шея, положение руки на бедре, нежные пальчики — все это оказалось выжженным у меня в сознании, будто мерцающее клеймо. Даже теперь, много лет спустя, все еще чувствуется след той туманной дымки, которая нашептывает мне на ухо ее имя. Происхождение моей страсти отмечено ее вилкой с каперсами, хотя это и лишено романтичности и волшебства. Потом я всегда ассоциировал запах йода, типичный для каперсов, с самой сильной эрекцией в моей жизни.
После окончания ужина последовала коллективная пауза, уникальная для обильных трапез. Шампуры с бараниной почти опустели и лежали в беспорядке в центре стола.
Наконец, к беседе подключили и меня. Они уже использовали все другие темы. Первым заговорил Дэн.
— Артур говорил, что ты учился в школе в Нью-Джерси.
Я кивнул.
— Я учился в «Элм-Хилл», — сказал Дэн. — Я был в команде, которая три года подряд выигрывала у «Полка» в национальном чемпионате.
Я не представлял, о чем он говорит.
— Я в школе играл в футбол, — пришлось ответить мне.
Дэн был поставлен в тупик.
— В какой школе ты учился?
— В тридцать второй, — ответил я.
— Какой тридцать второй? — не понял Дэн.
— Просто тридцать второй, — пожал я плечами.
— Это номер? — наш младший собеседник выглядел шокированным.
Хауи засмеялся.
— А тридцать первая школа была? — спросил Дэн.
— Я не знаю, — ответил я.
— Но ты должен был слышать про соперничество «Элм-Хилла» и «Полка», — настаивал Дэнни. — «Полк» — это самая престижная академия в Нью-Джерси. Они каждый год попадают в национальный чемпионат.
Я не представлял, что сказать. К счастью, вмешался Арт.
— Эрик перескочил через два класса. Он не так много времени учился в средней школе.
— Только один класс, — поправил я, но меня никто не слушал.
— Боже мой, — воскликнул доктор Кейд и налил себе вина. — Два класса — это, как мне кажется, слишком много. Удивлен, что ваши родители согласились.
— Я жил у опекунов, — ответил я.
Это привлекло его внимание. Последовала недолгая пауза.
— Вы сирота? — спросил доктор Кейд.
Снова это слово — сирота. Наверное, я на самом деле сирота. Как назвать ребенка, чей единственный оставшийся в живых родитель не является частью его жизни? Строго говоря, я не был сиротой, хотя и не знал точно, жив отец или нет. Он не был родителем — по крайней мере, в трудный период. Он стал донором спермы, который оставался достаточно долго, чтобы убедиться: его ребенок растет здоровым. После этого отец уехал.
