Девушка провела пальцем по бедру в том месте, где заканчивалась рубашка и начиналось тело. Эллен загнула ноготь под ткань и легко ее потянула, словно чесала в зудящем месте.
— Может, все дело в освещении, — сказала она хриплым голосом и гораздо тише, чем обычно.
— Мне все еще шестнадцать лет, — ответил я, тут же себя отругав: «То-то и оно, что шестнадцать, чертов идиот!»
Дверца холодильника оставалась открытой, моя рука лежала на ней.
Эллен улыбнулась и отпустила подол рубашки. В тени послышался шепот зеленого шелка. Я представил, как под ним находятся мягкие, влажные восхитительные вещи.
Чайник засвистел. В окно за ее спиной проникал лунный свет. Волосы Эллен блестели в нем. Она и в самом деле была Фебой, богиней Луны, — по крайней мере, в это мгновение…
— Вода кипит.
— Спасибо, — поблагодарила она. Тон был двойственным. Эллен повернулась ко мне спиной и сняла чайник с плиты.
Я стоял на том же месте еще несколько мучительных мгновений, компанию мне составляла оптимистическая эрекция. Затем пришлось отправиться к себе в комнату. Впереди следовал мой целеустремленный солдат. Мне снова было грустно оттого, что пришлось отступить.
* * *
За день до Хэллоуина я вернулся домой во второй половине дня и обнаружил, что Дэн сидит на диване, читая книгу. На голове у него красовалась красная шерстяная шапочка — охотничье кепи. А одет он был в подходящий по цвету костюм для верховой езды. Вначале я подумал, что это его маскарадный костюм — может, Дэн решил одеться Шерлоком Холмсом, но денег было мало, и получилась этакая малобюджетная версия. Но когда я снял обувь, он поднял голову и улыбнулся.
— Что ты делаешь следующие несколько часов? — спросил мой коллега.
Я планировал сидеть за письменным столом и заниматься, может, вывести Нила на прогулку, пока не стемнело.
Дэн встал и потряс ключами. Это были ключи от «ягуара» Хауи.
— Он мой на весь день. Хауи поехал в университет вместе с Артуром. Они собираются изучать какие-то карты в библиотеке… — Дэн бросил мне ключи. — Хочешь поехать к Лошадиной Голове?
— У меня нет водительских прав, хотя какая разница… — ответил я.
Я несколько раз водил машину поздно ночью по тихим улочкам Стултона, которые заканчивались тупиками. Это были автомобили приятелей.
Дэн прошел к окну гостиной и выглянул наружу.
— У Лошадиной Головы есть ферма под названием «Фруктовый сад Виктора». Мы в прошлом году туда ездили. Пятьдесят акров плодовых деревьев, растянувшиеся возвышенности, маленькие пруды, разбросанные по территории. Напоминает сельскую местность в Уэльсе. Можно пообедать в «Свистке», если хочешь.
Он выглядел смехотворно, стоя в старом английском охотничьем костюме. Коричневые вельветовые штаны мешком обвисли на лодыжках, на темных ботинках с толстой подошвой было множество царапин, которые пересекались друг с другом. У Дэна имелась родинка, которую я не замечал раньше — небольшое пятно винного цвета под левым ухом. Оно добавляло некоторое разнообразие к полностью непримечательному лицу. В тот раз, когда он стоял в гостиной доктора Кейда, освещенный осенним солнцем, я впервые его хорошо рассмотрел, — или мне так показалось. Прежде мешали люди, которые нас окружали — во время моего первого ужина в этом доме, в университетском дворе с Николь, в тот день, когда Арт, Дэн и я убирали лужайку перед домом профессора и жгли листья в пугающе большом костре, который угрожал охватить стоящий рядом клен.
Как и я, Дэн хорошо маскировался в обществе. Нет, его не игнорировали, просто присутствие Дэнни заполняло пустоту. Он всегда устраивался в сторонке, тогда как другие — Хауи, Арт, доктор Кейд — занимали передние места и центр. Мой неприметный приятель был человеком с фотографии, которого ты не замечаешь, пока кто-то не обратит на него внимание. Иногда, чувствуя себя особенно циничным, я думаю, что именно поэтому потребовалось так много времени, чтобы найти его труп.
Странная способность Дэнни сливаться с окружающей местностью продолжалась даже после смерти.
Лошадиная Голова оказалась дальше, чем я ожидал. От дома доктора Кейда пришлось ехать полтора часа на запад, туда, где катаются на лыжах. В теплое время года там пусто, словно на убранном поле. И только после первого снегопада появляются дорогие машины и громкоголосые студенты.
Вначале мы отправились в кафе «Свисток» — роскошный маленький ресторанчик, встроенный в гору сбоку. Он славился своей оригинальной конструкцией — нависал над стремительно бегущим потоком, выступая из скалы. Мы ехали, пока яркое солнце не начало скрываться за высокими горами вдали. В пути мы играли в «двадцать вопросов» и еще одну похожую игру, которая нравилась Дэну и называлась «дым». В ней использовались метафоры и знаменитые люди. Я рассказал Дэну о своем детстве и ферме родителей на равнине, а заодно — о сильных ураганах, которые уничтожают все, что возвышается на бесконечных просторах Среднего Запада. По признанию самого Дэна, Средний Запад его очаровывал. Сам он вырос в Итаке, в штате Нью-Йорк. Его отец был адвокатом, специализирующимся по вопросам налогообложения, а мать преподавала филологию в Корнельском университете. Он всегда жил среди зеленых возвышенностей и узких ущелий, рядом с водопадами, и оврагами. Как он выразился, сама мысль о том, что ты окружен бесконечным океаном земли, приводила в ужас.
— Значит, она не заканчивается? — повторил он мои слова. — Просто ровная земля, насколько видит глаз…
Я кивнул, глядя вперед на идущую вверх дорогу.
— Я думаю, что заработал бы агорафобию. А ты никогда не чувствовал себя ничтожным? Может, это, конечно, не совсем подходящее слово. — Он теребил ремень безопасности. — Лучше сказать, уязвимым? Ты один, вокруг тебя ничего нет, а облака, о которых ты говорил, напоминают огромные руки, они давят на твой дом сверху…
— Мне там нравилось, — ответил я.
Это было правдой. Я не мог представить более красивого места. Для меня нет ничего более величественного и грандиозного, чем ненарушенный вид, абсолютно одинаковый, несмотря на всю склонность природы к хаосу и разнообразию. И если я соглашаюсь, что леса, реки и лужайки классически красивы, то простор тянущейся вдаль равнины сравним с современным искусством — максималистским, брутальным, пробуждающим чувство дискомфорта и неуверенности.
Какое-то время мы обсуждали Абердин, наши занятия, преподавателей и все прочее. Дэн сообщил мне, что учится на последнем курсе.
— Но я думал, что тебе только семнадцать! — воскликнул я.
— Да. Я пропустил два года в Камдене.
— Вау! — в этом моем возгласе почувствовалась неожиданная зависть. Как я думал раньше, перепрыгивание через курс было только моей претензией на славу в нашем доме. — Никто мне этого не говорил.
— Мы не хотели лишать тебя предмета гордости, — он рассмеялся и стал играть с рычажком автоматического замка — вверх-вниз, вверх-вниз. — Зато хорошо, что ты живешь в доме. Иногда я чувствую себя слишком юным рядом с остальными.
