Приезжает лифт. Я не знаю, должен ли я притвориться джентльменом и пропустить ее вперед, или притвориться дауном и отпихнуть ее? Я поступаю как джентльмен, так как, если бы я притворился дауном, мне пришлось бы орать от ужаса по пути наверх, а потом впасть в ступор, увидев, как изменился вид за дверями лифта.
— Третий этаж, Джо?
— Конечно.
Двери закрываются.
— Ну и…
— Ну и?
— Ну так как? Хочешь присоединиться ко мне за обедом?
— Мне нравится мой офис, Салли. Мне нравится сидеть в офисе и смотреть в окно.
— Я знаю, что тебе это нравится, Джо. Но гулять тоже полезно.
— Не всегда.
— Ну что ж, я тебе опять обед приготовила. Я его потом занесу.
— Спасибо.
— Тебе нравится ездить на автобусе домой?
— Чего? Да. Наверное.
— Я могу тебя иногда подвозить, если хочешь.
— Мне нравится автобус.
Она пожимает плечами и решает не продолжать разговор.
— Я скоро зайду, занесу бутерброды.
— Спасибо, Салли. Это было бы здорово.
Это на самом деле было бы здорово. Может, Салли и дура, и, может, она на меня запала, но она всегда была ко мне добра. Она всегда дружелюбна. Никто, кроме нее, не предлагал мне еды, и никто никогда не предлагал подвезти меня домой (хотя, конечно, сама она вести машину не может; наверное, она имеет в виду, что ее мама нас подвезет или что-то в этом роде), а уж я-то делал вещи и похуже. Хотя она мне и не нравится, но она не нравится мне меньше, чем все остальные. Это делает ее почти моим другом, единственным в своем роде. Не считая моих рыбок.
Двери закрываются, и я улыбаюсь Салли, как друзья улыбаются друг другу, и это получается не вымученно, а естественно, и улыбаюсь своей нормальной улыбкой, и понимаю это слишком поздно, чтобы исправить ее на идиотский оскал большого мальчика. Двери закрываются, Салли исчезает, и пару секунд спустя она исчезает и из моих мыслей.
Я направляюсь прямиком в конференц-зал.
— Привет, Джо.
— Доброе утро, детектив Шредер.
Я смотрю на него как на подозреваемого, пытаюсь представить, как он убивал Уолкер. Шредер — крупный мужчина, прямо сплетение мышц, обернутых кожей. Если меня когда-нибудь поймают, я сделаю все возможное, чтобы поймал не он. Теперь я на всех буду смотреть как на подозреваемых — от фотографа до патологоанатома. Первое, что мне надо сделать, это составить список всех этих людей, а потом начать сокращать. Не людей, а список.
— Как идет рас… расве… рассле… — я замолкаю. Молчу достаточно долго, чтобы он подумал, что я отношусь к той половине процента населения мирового шара, у которого на один хромосом больше. — Как идет расследование, детектив Шредер? Уже нашли убийцу?
Он медленно качает головой, как будто пытается упорядочить в ней какие-то мысли, но не слишком активно, чтобы не разбить какую-то из них.
— Еще нет, Джо. Но мы продвигаемся к цели.
— А подозреваемые есть, детектив Шредер?
— Есть несколько. И еще, Джо, называй меня просто Карл.
Я не буду называть его Карлом. Он меня и раньше об этом просил. Да и незачем, я и так сократил «детектив инспектор» до детектива.
Он вглядывается в фотографии и морщится, как он это делает теперь каждое утро. Как будто ждет, что однажды придет сюда и увидит, что одна из жертв выбралась из своей фотографии и написала на стене ответы на его вопросы. На самом деле у него абсолютно ничего нет. И он это знает. И я это знаю. И все это знают. Особенно хорошо это знает пресса.
— А вы уверены, что они все были убиты одним и тем же человеком, детектив Шредер?
— А что, Джо? Ты у нас уже прямо Шерлок Холмс, да?
Я смотрю в пол.
— Гм… нет, детектив Шредер. Мне просто, ну… знаете… любопытно.
— Жизнь вообще штука любопытная, Джо. Да, все эти преступления родственны.
Я быстро вскидываю голову и смотрю на него, выпучив глаза, надеясь, что со стороны это выглядит как крайнее изумление.
— Они все сестры, детектив Шредер?
По-моему, я заслужил премию Эмми
[3]
за этот спектакль, как минимум.
— Нет, не в этом смысле родственны, Джо, — он вздыхает, выдержав десятисекундную паузу. — Я имел в виду, что все они убиты одним человеком.
— А… А вы уверены?
— Ты ведь никому не проболтаешься, правда, Джо? У тебя ведь нет друзей в прессе?
Я качаю головой, пытаясь подражать Шредеру. Он думает, что у меня совсем нет друзей. Он не знает о Шалуне и Иегове.
— Вы, ребята, мои единственные друзья, детектив Шредер.
— Ты когда-нибудь слышал о преступниках-подражателях, Джо?
Я перестаю качать головой, чтобы не свернуть себе шею.
— А зачем кто-то будет передразнивать преступника?
Шредер снова глубоко вздыхает, и я понимаю, что, возможно, слегка переигрываю.
— Все не совсем так, Джо. Подражатель — это тот, кто убивает, чтобы сымитировать серийного убийцу.
— А зачем они это делают?
— Потому что они могут это делать. Потому что им так хочется. Потому что они ненормальные.
— Гм. Тогда почему же эти люди на свободе, детектив Шредер? Почему их не посадят в тюрьму?
— Хороший вопрос, — говорит он, и я улыбаюсь его похвале. — И на него есть очень простой ответ. Потому что все в этом мире перекорежено. Бывает ведь так, что ты включаешь телевизор, а там в новостях репортаж про какого-нибудь урода, который убил всю свою семью и соседей?
Я киваю. Убей соседа своего. Мне это знакомо.
— И родственники, и другие соседи — все будут говорить, что он был тихим малым. У него имелась коллекция журналов о пистолетах и кое-какие проблемы. Тогда мы расследуем прошлое убийцы, чтобы знать, чего ждать в следующий раз, но уже поздно. Предотвращать нечего, так как все уже мертвы… Прости, Джо, — говорит он, вздыхая. — Что-то я заболтался. Не стоит мне грузить тебя всем этим.
— Я не против.
— Просто мне хотелось бы иметь возможность делать больше, чем сейчас. Мы же видим этих ребят каждый день, но что мы можем сделать? Ничего. Потому что у них есть права. Как и у всех остальных. И пока они в конце концов не попытаются кого-нибудь убить — а рано или поздно они пытаются это сделать — эти права делают их неприкасаемыми. Понимаешь о чем я, Джо?
— Более или менее, детектив Шредер.
Он указывает на стену.
— Сто к одному, что мы где-то и когда-то встречались и разговаривали с этим человеком. Мы знаем, что у него проблемы с наркотиками или с головой, но ничего с этим сделать не можем. И теперь он смотрит на нас, издевается, смеется над нами. Голову даю на отсечение, что мы уже пытались его посадить за решетку, но нам не разрешили. Я уверен, что этот парень уже побывал в этом здании.
