Глава 3
На другой день в половине первого лорд Генри Уоттон вышел из
своего дома на Керзон-стрит и направился к Олбени. Он хотел навестить своего
дядю, лорда Фермера, добродушного, хотя и резковатого старого холостяка,
которого за пределами светского круга считали эгоистом, ибо он ничем особенно
не был людям полезен, а в светском кругу — щедрым и добрым, ибо лорд Фермер
охотно угощал тех, кто его развлекал. Отец лорда Фермера состоял английским
послом в Мадриде в те времена, когда королева Изабелла была молода, а Прима еще
и в помине не было.
[5]
Под влиянием минутного каприза он ушел с дипломатической
службы, рассерженный тем, что его не назначили послом в Париж, хотя на этот
пост ему давали полное право его происхождение, праздность, прекрасный слог
дипломатических депеш и неумеренная страсть к наслаждениям. Сын, состоявший при
отце секретарем, ушел вместе с ним — что тогда все считали безрассудством — и,
несколько месяцев спустя унаследовав титул, принялся серьезно изучать великое
аристократическое искусство ничегонеделания. У него в Лондоне было два больших
дома, но он предпочитал жить на холостую ногу в наемной меблированной квартире,
находя это менее хлопотливым, а обедал и завтракал чаще всего в клубе. Лорд
Фермер уделял некоторое внимание своим угольным копям в центральных графствах и
оправдывал этот нездоровый интерес к промышленности тем, что, владея углем, он
имеет возможность, как это прилично джентльмену, топить свой камин дровами. По
политическим убеждениям он был консерватор, но только не тогда, когда
консерваторы приходили к власти, — в такие периоды он энергично ругал их,
называя шайкой радикалов. Он героически воевал со своим камердинером, который
держал его в ежовых рукавицах. Сам же он, в свою очередь, терроризировал
многочисленную родню. Породить его могла только Англия, а между тем он был ею
недоволен и всегда твердил, что страна идет к гибели. Принципы его были
старомодны, зато многое можно было сказать в защиту его предрассудков.
В комнате, куда вошел лорд Генри, дядя его сидел в толстой
охотничьей куртке, с сигарой в зубах и читал «Таймс», ворчливо выражая вслух
свое недовольство этой газетой.
— А, Гарри! — сказал почтенный старец. — Что это ты так
рано? Я думал, что вы, денди, встаете не раньше двух часов дня и до пяти не
выходите из дому.
— Поверьте, дядя Джордж, меня привели к вам в такой ранний
час исключительно родственные чувства. Мне от вас кое-что нужно.
— Денег, вероятно? — сказал лорд Фермер с кислым видом. —
Ладно, садись и рассказывай. Нынешние молодые люди воображают, что деньги — это
все.
— Да, — согласился лорд Генри, поправляя цветок в петлице. —
А с годами они в этом убеждаются. Но мне деньги не нужны, дядя Джордж, — они
нужны тем, кто имеет привычку платить долги, а я своим кредиторам никогда не
плачу. Кредит — это единственный капитал младшего сына в семье, и на этот
капитал можно отлично прожить. Кроме того, я имею дело только с поставщиками
Дартмура, — и, естественно, они меня никогда не беспокоят. К вам я пришел не за
деньгами, а за сведениями. Разумеется, не за полезными: за бесполезными.
— Ну что ж, от меня ты можешь узнать все, что есть в любой
Синей книге Англии, хотя нынче в них пишут много ерунды. В те времена, когда я
был дипломатом, это делалось гораздо лучше. Но теперь, говорят, дипломатов
зачисляют на службу только после того, как они выдержат экзамен. Так чего же от
них ожидать? Экзамены, сэр, — это чистейшая чепуха, от начала до конца. Если ты
джентльмен, так тебя учить нечему, тебе достаточно того, что ты знаешь. А если
ты не джентльмен, то знания тебе только во вред.
— Мистер Дориан Грей в Синих книгах не числится, дядя
Джордж, — небрежно заметил лорд Генри.
— Мистер Дориан Грей? А кто же он такой? — спросил лорд
Фермор, хмуря седые косматые брови.
— Вот это-то я и пришел у вас узнать, дядя Джордж. Впрочем,
кто он, мне известно: он — внук последнего лорда Келсо. Фамилия его матери была
Девере, леди Маргарет Девере. Расскажите мне, что вы знаете о ней. Какая она
была, за кого вышла замуж? Ведь вы знали в свое время весь лондонский свет, —
так, может, и ее тоже? Я только что познакомился с мистером Греем, и он меня
очень интересует.
— Внук Келсо! — повторил старый лорд. — Внук Келсо… Как же,
как же, я очень хорошо знал его мать. Помнится, даже был на ее крестинах.
Красавица она была необыкновенная, эта Маргарет Девере, и все мужчины
бесновались, когда она убежала с каким-то молодчиком, полнейшим ничтожеством без
гроша за душой, — он был офицерик пехотного полка или что-то в таком роде.
Да, да, помню все, как будто это случилось вчера. Бедняга
был убит на дуэли в Спа через несколько месяцев после того, как они поженились.
Насчет этого ходили тогда скверные слухи. Говорили, что Келсо подослал
какого-то прохвоста, бельгийского авантюриста, чтобы тот публично оскорбил его
зятя… понимаешь, подкупил его, заплатил подлецу, — и тот на дуэли насадил
молодого человека на свою шпагу, как голубя на вертел. Дело замяли, но,
ей-богу, после этого Келсо долгое время ел в клубе свой бифштекс в полном
одиночестве. Мне рассказывали, что дочь он привез домой, но с тех пор она не
говорила с ним до самой смерти. Да, скверная история! И дочь умерла очень скоро
— года не прошло. Так ты говоришь, после нее остался сын? А я и забыл об этом.
Что он собой представляет? Если похож на мать, так, наверное, красивый малый.
— Да, очень красивый, — подтвердил лорд Генри.
— Надеюсь, он попадет в хорошие руки, — продолжал лорд
Фермор. — Если Келсо его не обидел в завещании, у него, должно быть, куча
денег. Да и у Маргарет было свое состояние. Все поместье Селби перешло к ней от
деда. Ее дед ненавидел Келсо, называл его скаредом. Он и в самом деле был
скряга. Помню, он приезжал в Мадрид, когда я жил там. Ей-богу, я краснел за
него! Королева несколько раз спрашивала меня, кто этот английский пэр, который
постоянно торгуется с извозчиками. О нем там анекдоты ходили. Целый месяц я не
решался показываться при дворе. Надеюсь, Келсо был щедрее к своему внуку, чем к
мадридским извозчикам?
— Этого я не знаю, — отозвался лорд Генри. — Дориан еще
несовершеннолетний. Но думаю, что он будет богат. Селби перешло к нему, это я
слышал от него самого… Так вы говорите, его мать была очень красива?