— Какая прекрасная эстетическая основа нравственности, Дориан!
Поздравляю вас. А с чего же вы намерены начать?
— С женитьбы на Сибиле Вэйн.
— На Сибиле Вэйн! — воскликнул лорд Генри, вставая и в
величайшем удивлении и замешательстве глядя на Дориана. — Дорогой мой, но она…
— Ах, Гарри, знаю, что вы хотите сказать: какую-нибудь
гадость о браке. Не надо! Никогда больше не говорите мне таких вещей. Два дня
тому назад я просил Сибилу быть моей женой. И я своего слова не нарушу. Она
будет моей женой.
— Вашей женой? Дориан! Да разве вы не получили моего письма?
Я его написал сегодня утром, и мой слуга отнес его вам.
— Письмо? Ах да… Я его еще не читал, Гарри. Боялся найти в
нем что-нибудь такое, что мне будет не по душе. Вы своими эпиграммами кромсаете
жизнь на куски.
— Так вы ничего еще не знаете?
— О чем?
Лорд Генри прошелся по комнате, затем, сев рядом с Дорианом,
крепко сжал его руки в своих.
— Дориан, в письме я… не пугайтесь… я вам сообщал, что
Сибила Вэйн… умерла.
Горестный крик вырвался у Дориана. Он вскочил и высвободил
руки из рук лорда Генри.
— Умерла! Сибила умерла! Неправда! Это ужасная ложь! Как вы
смеете лгать мне!
— Это правда, Дориан, — сказал лорд Генри серьезно. — Об
этом сообщают сегодня все газеты. Я вам писал, чтобы вы до моего прихода никого
не принимали. Наверное, будет следствие, и надо постараться, чтобы вы не были
замешаны в этой истории. В Париже подобные истории создают человеку
известность, но в Лондоне у людей еще так много предрассудков. Здесь никак не
следует начинать свою карьеру со скандала. Скандалы приберегают на старость,
когда бывает нужно подогреть интерес к себе. Надеюсь, в театре не знали, кто вы
такой? Если нет, тогда все в порядке. Видел кто-нибудь, как вы входили в
уборную Сибилы? Это очень важно.
Дориан некоторое время не отвечал — он обомлел от ужаса.
Наконец пробормотал, запинаясь, сдавленным голосом:
— Вы сказали — следствие? Что это значит? Разве Сибила… Ох,
Гарри, я этого не вынесу!.. Отвечайте скорее! Скажите мне все!
— Не приходится сомневаться, Дориан, что это не просто
несчастный случай, но надо, чтобы публика так думала. А рассказывают вот что:
когда девушка в тот вечер уходила с матерью из театра — кажется, около половины
первого, она вдруг сказала, что забыла что-то наверху. Ее некоторое время
ждали, но она не возвращалась. В конце концов ее нашли мертвой на полу в
уборной. Она по ошибке проглотила какое-то ядовитое снадобье, которое
употребляют в театре для гримировки. Не помню, что именно, но в него входит не
то синильная кислота, не то свинцовые белила. Вернее всего, синильная кислота,
так как смерть наступила мгновенно.
— Боже, боже, какой ужас! — простонал Дориан.
— Да… Это поистине трагедия, но нельзя, чтобы вы оказались в
нее замешанным… Я читал в «Стандарде», что Сибиле Вэйн было семнадцать лет. А
на вид ей можно было дать еще меньше. Она казалась совсем девочкой, притом
играла еще так неумело. Дориан, не принимайте этого близко к сердцу! Непременно
поезжайте со мной обедать, а потом мы с вами заглянем в оперу. Сегодня поет
Патти, и весь свет будет в театре. Мы зайдем в ложу моей сестры. Сегодня с нею
приедут несколько эффектных женщин.
— Значит, я убил Сибилу Вэйн, — сказал Дориан Грей словно
про себя. — Все равно что перерезал ей ножом горло. И, несмотря на это, розы
все так же прекрасны, птицы все так же весело поют в моем саду. А сегодня
вечером я обедаю с вами и поеду в оперу, потом куда-нибудь ужинать… Как необычайна
и трагична жизнь! Прочти я все это в книге, Гарри, я, верно, заплакал бы. А
сейчас, когда это случилось на самом деле и случилось со мной, я так потрясен,
что и слез нет. Вот лежит написанное мною страстное любовное письмо, первое в
жизни любовное письмо. Не странно ли, что это первое письмо я писал мертвой?
Хотел бы я знать, чувствуют они что-нибудь, эти безмолвные, бледные люди,
которых мы называем мертвецами? Сибила!.. Знает ли она все, может ли меня
слышать, чувствовать что-нибудь? Ах, Гарри, как я ее любил когда-то! Мне
кажется сейчас, что это было много лет назад. Тогда она была для меня всем на
свете. Потом наступил этот страшный вечер — неужели он был только вчера? —
когда она играла так скверно, что у меня сердце чуть не разорвалось. Она мне
потом все объяснила. Это было так трогательно… но меня ничуть не тронуло, и я
назвал ее глупой. Потом случилось кое-что… не могу вам рассказать что, но это
было страшно. И я решил вернуться к Сибиле. Я понял, что поступил дурно… А
теперь она умерла… Боже, боже! Гарри, что мне делать? Вы не знаете, в какой я
опасности! И теперь некому удержать меня от падения. Она могла бы сделать это.
Она не имела права убивать себя. Это эгоистично!
— Милый Дориан, — отозвался лорд Генри, доставая папиросу из
портсигара. — Женщина может сделать мужчину праведником только одним способом:
надоесть ему так, что он утратит всякий интерес к жизни. Если бы вы женились на
этой девушке, вы были бы несчастны. Разумеется, вы обращались бы с ней хорошо,
— это всегда легко, если человек тебе безразличен. Но она скоро поняла бы, что
вы ее больше не любите. А когда женщина почувствует, что ее муж равнодушен к
ней, она начинает одеваться слишком кричаще и безвкусно или у нее появляются
очень нарядные шляпки, за которые платит чужой муж. Не говоря уже об
унизительности такого неравного брака, который я постарался бы не допустить, —
я вас уверяю, что при всех обстоятельствах ваш брак с этой девушкой был бы
крайне неудачен.
— Пожалуй, вы правы, — пробормотал Дориан. Он был
мертвенно-бледен и беспокойно шагал из угла в угол. — Но я считал, что обязан
жениться. И не моя вина, если эта страшная драма помешала мне выполнить долг.
Вы как-то сказали, что над благими решениями тяготеет злой рок: они всегда
принимаются слишком поздно. Так случилось и со мной.
— Благие намерения — попросту бесплодные попытки идти против
природы. Порождены они бывают всегда чистейшим самомнением, и ничего ровно из
этих попыток не выходит. Они только дают нам иногда блаженные, но пустые
ощущения, которые тешат людей слабых. Вот и все. Благие намерения — это чеки,
которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета.
— Гарри, — воскликнул Дориан Грей, подходя и садясь рядом с
лордом Генри. — Почему я страдаю не так сильно, как хотел бы? Неужели у меня
нет сердца? Как вы думаете?
— Назвать вас человеком без сердца никак нельзя после всех
безумств, которые вы натворили за последние две недели, — ответил лорд Генри,
ласково и меланхолически улыбаясь.
Дориан нахмурил брови.
