А Ирочка что же... И фонд ее сам по себе вещь нужная и полезная. Не все же нам на Голливуд оглядываться, пора и свои таланты миру являть. Особенно молодые. Но на это тоже деньги нужны, и немалые. А деньги, они известно у кого. И не просто красивой женщине эти деньги из заветных карманов выудить, да еще на такие сомнительные и малоприбыльные цели. Тут уж приходится как в поговорке: мы – вам, вы – нам. И никуда не денешься. Ирочку не то чтобы осуждать, ею восхищаться надо. Ведь могла давно завести себе постоянного хахаля побогаче, даже и замуж выйти, и послать этот фонд подальше вместе с его учредителями. Так нет же, бьется, как рыба об лед, с молодыми дарованиями, и с немолодыми, но до халявы жадными, тоже. Значит, душой за дело болеет. И его самого подобрала, небось, как приблудного щенка, пожалела, пригрела и оттого полюбила. Что же, он, Курятников, совсем не против, щенком так щенком, лишь бы подольше не прогоняли.
Самого главного владельца денежных потоков Аполлинарий Игнатьевич, разумеется, никогда в глаза не видел. Тот, по слухам, на людях бывать не любил и популярности себе не искал, ни светской, ни телеэкранной. Кличку в определенных кругах имел уважительную и неблатную – Хозяин. А вот с представителем его, адвокатом и уполномоченным по делам, знаваться приходилось. Человек он был хоть и молодой, но обстоятельный, слов на ветер не бросал и вообще тратил их скупо, ничего сверх необходимого. Такого не заговоришь. И имя его звучало солидно, хотя и отдавало слегка поповщиной – Михаил Валерианович. Познакомила с ним Курятникова, конечно, Иришка.
Аполлинарий Игнатьевич при знакомстве тогда профессионально заподозрил неладное, как был все же лицом должностным и из карающего ведомства. Про себя решил, что твердо даст новому знакомцу понять – взяток не берет и брать в будущем не намеревается. А с Иришкой уж потом как-нибудь объяснится, она баба добрая и не вредная. Но Михаил Валерианович ничего такого не предлагал и даже намеком не озаботился, словно подполковники с Петровки в его друзьях числились пачками. «Рад. Очень рад. Знакомству», – только и сказал да руку пожал и больше уж конкретно к Аполлинарию Игнатьевичу не обращался, а как бы разговаривал с ним и с Иришкой одновременно. Да и то недолго. Дело-то было в ресторации, на двадцать третье февраля, не до разговоров, когда закуска стынет.
Однако попович о знакомстве не напоминал и впоследствии, хотя обмен визитками и состоялся. Ни лично, ни косвенно, через Ирочку. Выходило, что Курятников Михаилу Валериановичу ни за чем не был нужен. Аполлинарию Игнатьевичу в какой-то момент сделалось чуть ли не обидно. Неужто же он такая шестерка в колесе, что людям сильным и вращающимся около не до его «скромной» фигуры? Но адвокат Михаил не звонил и никаким другим образом не объявлялся, дружка-наркомана с кичи вытащить не просил. Не то чтобы Курятников бросился вытаскивать или помогать хоть советом, но само обращение и последующий отказ с благородным негодованием очень бы не помешали Аполлинарию Игнатьевичу покрасоваться своей принципиальностью в Ирочкиных глазах. Но к услугам, оплачиваемым и деликатным, его никто не призывал. И в какой-то момент уязвленный Курятников не выдержал. Спросил у Иришки, отчего ее юридический куратор воротит от Курятникова нос, мог бы и привет передать, благо с Ирочкой видится почти что каждый божий день.
Пожелания его определенно дошли до адресата. И был получен ответ на ожидания. «Как дела?» и «Как здоровьице?» и вообще «Как оно, ничего себе?». И предложение при неопределенном случае попить пивка. Да еще плюс извинения, что оторвали от дел. Курятников извинения принял и насчет пивка не возражал. А вскоре и случай определился. На Ирочкин собственный день рождения, в аккурат пришедшийся на июнь, на самое его начало. Стало быть, по гороскопу богине выпадали в зодиаке двуличные Близнецы, но Курятников к астрологии и ее приговорам относился скептически, в предписываемые звездами характеры не верил. Оттого к празднованию отнесся с почти юношеским энтузиазмом: выкроил из блохи кафтан. То есть «удачно» заначил копеечку с милицейского своего содержания. На настоящий подарок, понятно, Аполлинарий Игнатьевич не замахивался, не с его доходов, но на памятный пустячок средствами располагал. Презенты в виде парфюмерии отпали сразу: у богини французские флаконы имелись в количестве, достаточном для ежедневного мытья полов. А Курятников совсем не хотел, чтобы его подарок, пусть и скромных достоинств, затерялся в рутинном однообразии. После продолжительных и старательных размышлений был куплен симпатичный плюшевый щенок, рыжий и ушастый, размерами не мелкий. И сделанный не где-нибудь в Китае, а всамделишное бундесовое изделие, если, конечно, верить этикетке. Что хотел Аполлинарий Игнатьевич объявить своим подарком, он до конца не знал, но полагал ему некоторое скрытое значение, наводящее мысли на определенные параллели. Щенок, кстати, вышел удачным, обжился на расшитом шелком покрывале той самой необъятной кровати, бывал частенько треплен за уши и целован хозяйкой в пластиковый носик.
День рождения Ириши отмечали вчетвером. До этого, само собой, состоялось празднование и в фонде, с приездами осчастливленных талантов и поздравлениями от штатных единиц. Курятников, конечно, не пошел, хотя зван был. Но и сам понимал, что Ирочка приглашала только из истинно женской деликатности и недопущения обид. Не хватало ему еще щеголять милицейскими регалиями среди обормотов-циников, каких пруд пруди среди служителей муз, способных запросто унизить офицерское его, выстраданное годами достоинство ради сиюминутного красного словца.
Служитель московской адвокатуры пришел не один, а под ручку с попадьей, единственной и законной, как мимоходом выяснилось в разговоре. От этой старомодной благонадежности образ Михаила Валериановича в сознании Курятникова окончательно обрел свой коррелят в ранее данном прозвище «попович». Супруга «поповича» оказалась ничего себе, хотя на вид и совсем девчонка. Но тоже основательная и степенная. Медицинская студентка и усидчивая спортсменка, хотя и не комсомолка. Правда, иногда мелькала в ней и озорная смешливость, которой воли не давали, но и до конца не сумели подчинить. С таким мужем и неудивительно. Как говорится, с кем поведешься. Но как раз подобную сдержанность в молодых людях Курятников от всего сердца одобрял. Слишком многого он насмотрелся за годы своей беспорочной службы и не раз был свидетелем тех печальных последствий, к которым приводила юношеская невоздержанность и пылкость. Молоденькая «попадья» явно к его потенциальным клиентам не относилась.
Посидели в тот раз хорошо, от души. В «Кавказской пленнице» его Иришу, судя по всему, знали, обслуживали с особенным вниманием. Несколько раз подходил и главный распорядитель заведения, болтал с именинницей, как с давней знакомой, но корректно и на общие темы. Поднес и подарок от ресторана в виде пышного букета и бутылки шампанского умопомрачительной стоимости.
В тот раз никаких обязывающих слов сказано не было, никакие просьбы тоже не прозвучали. Повеселились и разошлись, по-приятельски и легко. И после несколько раз выбирались в компании. Курятников с Иришкой и Михаил Валерианович со своей «попадьей». Адвокат, по-видимому, и в самом деле ничего от Аполлинария Игнатьевича не хотел, но относился с почтением к его званию и сединам, одним словом, действительно пытался дружить. Курятников в расположение к себе «поповича» верил, считая, что малопьющему и малоразговорчивому, сильно женатому адвокату не так-то просто найти приятелей в своем разбитном возрастном кругу, где для приятельствования нужны совсем иные мужские достоинства.
