Потому-то, когда последовала несмелая просьба, упаси Боже, не лично, а через Иришку, кое-что разузнать относительно криминального прошлого одного крупного строительного подрядчика, Курятников не смог отказать. Тем паче что Михаил Валерианович ни о каком денежном вознаграждении за услугу и не заикался и даже не передавал намекнуть. И Аполлинарий Игнатьевич, таким образом, не был должен и обязан. Да и просьба с его-то связями была пустяковая. А «попович» лишний раз доказал свою осторожность в делах – доверяй и проверяй. Вот с проверкой Курятников и помог, снисходительно и доброжелательно. Потом еще и еще. Но тоже по пустякам и без обязательств.
А надо сказать, что к тому времени Аполлинарий Игнатьевич уже установил некоторые факты из прошлого адвоката Яновского, и впечатление те факты на Курятникова произвели благоприятное. Временами он «поповича» и жалел. Надо же было бедолаге тогда попасть, как куренку в ощип. Кем являлся покойный Карен Налбандян, Курятников приблизительно себе представлял и полагал, что не в меру ретивого мальчишку уберегли Бог и случай от зверской над ним расправы. Знал он и о трагической смерти матери «поповича». Но хорошо то, что хорошо кончается. Парень, конечно, расстался с некоторыми жизненными иллюзиями, зато теперь попал в хорошие руки и стал понимать, что к чему. И если может он, старый, тертый опер, помочь правильному человечку, то отчего бы этого и не сделать. Вроде как добровольное шефство взять. Опять же и Иришке приятно. И совесть спокойна и чиста – за деньги ведь нипочем помогать бы не стал, но парнишка уважительный, понимает, «спасибо вам, Аполлинарий Игнатьевич», и бутылку хорошую дарит, но не в смысле взятки, а от верности исконно русским традициям.
Впрочем, последние несколько лет о финансовых проблемах Курятникову всерьез задумываться не приходилось. Решались они как-то сами собой, помимо его усилий. Ирочка усиленно опекала своего великовозрастного щенка, баловала разнообразием кухни, после трудов позволяла и рюмашку опрокинуть, да не какую-нибудь, а настоящего «Хеннесси ХО», другого не признавала, считала вредным для щенячьего желудка. Сама и одевала. Поначалу Курятников пробовал сопротивляться и даже ерепенился, но Ирочка ударялась в слезы, а расстраивать женщину в пылу любовных забот никак не годилось. Курятникову только и оставалось смириться да по мере возможности удерживать подругу от чрезмерных трат на шикарные предметы туалета, несовместимые с его служебным положением. Возникали и иные подарки. То Ирише казалось, что любимый ее должен страшно скучать, когда оперативные обстоятельства вынуждают его проводить ночи на собственной жилплощади, и в скромной его квартире возникали дорогие телевизоры и видео и прочие технические совершенства. То богине никак не нравился грязно-серый цвет облезлых его обоев, и на Часовой, 6-21, поселялась бригада молдаван-ремонтников. О возвращении «сюрпризов» не могло быть и речи – Ирочка обижалась всерьез, и Курятникову приходилось ради собственного спокойствия уступать. Но все же не мог Аполлинарий Игнатьевич игнорировать и тот факт, что впервые за все его самостоятельные годы скромной милицейской зарплаты стало хватать Курятникову с излишком. Когда же РУБОП одарил старательного опера полковничьими погонами, то и приобретение собственного автомобиля было уже не за горами. Хотя благодаря Ирише и в личном транспортном средстве у Аполлинария Игнатьевича не было особенной нужды.
В то утро, снежное и мутное, мадам предстояло исполнить одно немаловажное дело, о котором, само собой, сердечный ее друг Курятников не имел ни малейшего представления. Дело это никак не вязалось с устоявшимся имиджем заботливой подруги, чуть легкомысленной, но безобидной, как зелененький кузнечик, и оттого Аполлинарий Игнатьевич об этом деле, как, впрочем, и обо всех почти что семейных и личных делах, осведомлен Иреной не был.
К девяти утра мадам прибыла на Плющиху, в маленький, но жутко охраняемый особнячок, где и квартировал последние годы фонд. Шиковать с отделкой мадам благоразумно не стала, и двухэтажное подновленное здание вряд ли ослепило бы кого-то своим внешним видом. Однако и домик, и прилегающий к нему дворик были чистыми, ухоженными и радовали глаз. Хотя и не имели фонтанов и колонн, орнаментальной лепнины и позолоты входных вывесок. Внутренний мирок особнячка во всем соответствовал его внешнему облику. Та же свежесть и чистота плюс уют, какой может быть только уместен в офисном помещении, и вышколенный, но и не без самоуважения персонал и наемные сотрудники фонда, общим числом двадцать семь человек.
Был день дани. То есть день обязательной ежемесячной выплаты высокосидящим священнослужителям-кураторам их законной десятины. Шахтерское место, прочно занятое конторой после насильственной смерти израильского гражданина, несомненно, оказалось удачным вложением, но, как и всякое другое доходное место, хоть и на Лужниковском рынке, требовало от арендаторов аккуратных взносов квартирной платы. Которая в данном случае являла собой число шестизначное. Разумеется, дань была «черная» и наличная, в американской валюте новенькими, клейкими еще купюрами. Сумма, обналиченная через «Молодые таланты», привозилась из банка в домик на Плющиху, куда и отзванивался представитель дань взимающих жрецов, сообщая место встречи с курьером, каждый раз иное, из конспирации или по въевшейся с годами привычке не доверять надзираемым.
Курьером, как повелось в недавние времена, выступал охотник Стас. И не без успеха. Должность свою он почитал весомой и, по общинной иерархии, ответственной, к тому же сохранял независимость и индивидуальный подход в исполнении. То есть, попросту говоря, охотник напарников в работе не имел и начальственности над собой не ощущал, за исключением хозяйской, какую готов был терпеть и чью необходимость признавал. Оставался же, по существу, свободным художником в рамках. Курьерская должность его была необременительна и требовала именно присущих охотнику навыков – острого зрения и слуха да звериного чутья на неприятности. Ведь в курьерской работе главное что? Вовремя и в целости доставить груз получателю. Помешать же чистому исполнению миссии при добросовестности и честности светлой курьерской личности могут лишь несколько обстоятельств. Во-первых, так называемый форс-мажор в виде землетрясений, каверзных чеченских взрывов, нашествия инопланетян, переворотов и внезапных инфарктов на почве постоянного стресса, явлений фантастических на первый взгляд и мало учитываемых, но далеко не редких. Во-вторых, конечно, нечистоплотность самих получателей, захотевших и рыбку съесть, и добавку получить. Но подобный фортель уместен мог быть в отношении только тех опекаемых, чья слава далека от худой, а благополучие лишь приближается к стабильному. И в-третьих, случайная утечка информации, когда сторонние лихие молодцы-затейники выходят по наводке на большую дорогу и, ежели повезет, оседают с экспроприированным капиталом где-нибудь в районе пляжей Ботани-Бея, на другой стороне матушки земли.
Ровно в половине десятого охотник уже раскинулся на диване в приемной мадам, попивал свежезаваренный чаек и дразнил секретаршу Галочку намеками на звездных поклонников из числа опекаемых фондом талантов. Деньги подвезли к одиннадцати, а на половину первого была уже назначена встреча. Курьера получателей охотник знал в лицо, оттого как обычно деньгами и подтверждением в получении предполагалось обменяться из машины в машину.
