– Ему, ему! – подтвердил Базанов. – Давайте к делу, генерал. Ведь не для того вы подняли меня в такую рань, чтобы выяснять отношения посреди сельской местности.
– Ну так слушайте! Здесь Ермолов! – Василицкий показал рукой за грузовик на виднеющийся чуть поодаль занесенный снегом поселок. – Заперся на даче Витьки Альгвасилова и вооружен. Нужно уговорить его вернуться с нами. Как все это произошло, теперь не имеет ровным счетом никакого значения. И некогда рассказывать.
– Зачем? Зачем его уговаривать? Каждый имеет право защищаться! А от вас – тем более!
– Вы ничего не поняли. Ермолов не защищается. Он хочет покончить с собой. И застрелится немедленно, если мы не выпустим Лару вместе с Альгвасиловым к самолету! Это долго объяснять! Главное, что он действительно исполнит свою угрозу, а Лару я ни в коем случае не отпущу! – на грани истерики выкрикнул Василицкий.
Лавр Галактионович слушал с открытым ртом и не пропускал ни слова, впрочем, он ни слова и не понимал, только кивал головой невпопад, а потом тихо переместился за спину Базанова. Ему хотелось перекреститься, но он не решался.
– Попросите отца Тимофея, я-то здесь при чем? – недоверчиво спросил генерала Базанов.
– Не знаю, при чем, а только вы и сможете его уговорить. Между прочим, отец Тимофей сам отказался. Говорит – что так, что этак, а Ермолов загубит свою душу, и ему выбирать, как именно он это совершит над собой. А я ему говорю в ответ, что ему не жаль свой же православный народ. А он мне: народ уже выбор сделал, – и на вас ссылается. Вы тогда сами Ермолову сказали, что вам его присяга не нужна. Стало быть, у всех совесть чиста, и один я, получается, что сволочь!
– Получается, – согласился с ним Базанов. – А я от своих слов не отступлюсь!
– Послушайте, Базанов, – генерал взял Андрея Николаевича за плечо, несмело и просительно, – вы же разумный человек. Вы представьте только на мгновение, что будет, если Ермолов в самом деле застрелится. А он может, я вам говорю. Ради дочери даже не задумается. Ведь вы почему так легко уехали из Огарева и не запросились остаться? Хотите, всю правду скажу, как на духу?
– Скажите, – согласился Базанов. – Я не боюсь вас и вашего суждения обо мне.
– Не в этой боязни дело. А уехали вы потому, что желали в глубине своего подсознания, чтобы весь этот ужас разрешился и закончился без вас. Ведь вы же знали, что рано или поздно я заставлю Ермолова, и я же буду виноват. А ваша совесть останется чиста. Вы окажетесь героем и другом президента, а я козлом отпущения. Потому в драку не полезли. Страшно вам стало, что вы и впрямь спасете Лару и уговорите меня пощадить невинную девушку, а вы этого не хотели. И сбежали. Вам же, хоть сто клятв дайте в обратном, никогда и в голову не приходило, что у истории с шапкой может быть другой исход, кроме предложенного мной.
– Приходило. И я был к нему готов, – возразил Базанов, но не смог все же соврать и уронить себя перед генералом Василицким: – Только я в него не верил. И чувствовал себя потому особенно паскудно. А вы мне сейчас предлагаете паскудство еще большее.
– Не все же мне одному говно грести, – усмехнулся Василицкий. – Но и вы ошибаетесь. Если бы это было в моей власти, я бы не раздумывая немедленно сам отправился для переговоров к Ермолову. Да он сказал: еще раз меня увидит у забора – откроет огонь, а после убьет себя без промедления. Но если вам от того легче, пойдемте вместе. Ермолов сначала пристрелит меня, а потом поговорит с вами. Только обещайте, что заставите его вернуться. А там уже дело мое продолжит генерал Склокин. Старый черт, но надежный.
– Не надо вместе. Я лучше Лавра возьму, – хмуро ответил Базанов, – еще вашей крови не хватало на моей совести… Погодите радоваться, я пока не дал согласия. Сперва вы должны выполнить мое непременное требование.
– Сколько угодно. Только давайте поскорее, – нервничая, поторопил его генерал.
– Вы сейчас назовете мне причину, одну-единственную, – подчеркиваю! Одну-единственную – почему я должен это сделать. Я вас не тороплю. Подумайте хорошенько, – предупредил Базанов.
– Господи! Да что тут думать, Николаич! – выступил из-за его спины вдруг Придыхайло. Он неподдельно дрожал от страха и собственной смелости и оттого говорил как-то суетливо, но страстно и горячо. – Живой человек, может, сейчас себя этой жизни лишит, а тебе причину подавай! На что уж ему эта жизнь дана, в горе или в радость, не нам решать. А только не пойдешь ты – пойду я один, а после с тобой и разговаривать не стану, и дружбе меж нами конец!
Лавр понятия не имеет, о чем речь, подумал про себя Базанов. Но он прав, это действительно не имеет никакого значения.
– Ну, вот вам и причина, лучше не скажешь, – делая каменное лицо, чтобы не выдать затаенной радости, произнес генерал Василицкий.
– Лавр, милый мой! А ты верно все говоришь. – Андрей Николаевич вдруг расчувствовался и обнял развоевавшегося приятеля крепко, как смог. – Вот и пойдешь за то со мной. Тоже, небось, твоя тайная мечта – с самим президентом рядом постоять. Только общение наше веселым не будет.
Они все трое отошли назад к грузовику. Василицкий плеснул им из термоса кофе на дорожку. Пытался навязать и бронежилеты, да Базанов решительно отказался. Лавр Галактионович было взял, но, глядя на Базанова, устыдился, тоже вернул генералу его кольчужку.
– Советов вам никаких не дам. Потому что советовать мне нечего, – напутствовал их Василицкий. – Смотрите сами. По обстоятельствам. До забора вас проводят мои люди, чтоб не заплутать. Там вокруг агенты с передатчиками, так вы не пугайтесь. А дальше пойдете одни. Руки вверх поднимете, чтобы Ермолов видел, впрочем, вас он не заподозрит. Ну, с Богом!
Базанов и Лавр Галактионович гуськом пошли по скверной тропинке к поселку. Впереди и позади них шли двое сопровождающих, приданных им генералом, советовали, как лучше ставить ногу, чтобы не поскользнуться, и иногда бережно поддерживали под руку.
Минут через пятнадцать вышли к поселку. Кругом стояли сонные дачи, среди них попадались настоящие дворцы и терема, все за высоченными, капитальными заборами.
Возле одной из дач конвой остановился. Средненький домик, в особенности по сравнению с соседями. В два этажа, второй деревянный. Забор здесь был и не забор вовсе, а стилизованный под старину плетень, прозрачный с обеих сторон, но прочный и укрепленный бетонными столбами. Ворота, небольшие, на одну машину, стояли запертыми наглухо, но рядом имелась и ажурная калитка. Слегка и призывно приоткрытая.
– Дальше вы сами, – сказал старший сопровождающий, и вся группа немедленно растворилась в рядом стоящих сугробах.
Базанов и Лавр Галактионович, подняв предусмотрительно руки вверх, проскользнули через калитку во двор.
Глава 23
Ифигения в Авлиде
Ермолов ничего не мог придумать. К отцу Тимофею даже не подходил, ни сам, ни вызывать преподобного по приказу не хотел. Хотя десантное прошлое бывшего Петьки Оберегова весьма бы пригодилось ему сейчас. Но Ермолов отцу уже не доверял. Если уж Тимофей предался в руки судьбы или провидения Божьего, то помощник из него выйдет – как из курицы птица.
