— Мамочка, у вас все в порядке?
— Это у вас не все в порядке! — хмуро отозвалась Улита, и у медсестры на посту вдруг зазвонил телефон. Медсестра кинулась к нему, сорвала трубку и долго пугливо повторяла «алло!». Трубка молчала, но при этом была полна жизни. В ней ухали совы, скрипели зубами скелеты и где-то очень далеко хрипло хохотал лесник, которого насмерть защекотывали русалки.
Улита вытащила малыша и, прижав его к груди, стала раскачиваться вместе с ним.
— Ты здесь, Люля! Ты со мной! — повторяла она.
Улита называла его «Люля», хотя полное имя мальчика было Люминисценций. Имя придумал Эссиорх и даже выправил на него особый свиток, который можно было прочитать, только посмотрев на его отражение в проточной воде.
— Люминисценций Эссиорхович! Блеск! Сам придумал или кто помогал? — брякнула Улита, огорчив этим счастливого папу.
Хлипкая кровать скрипела и стонала. В окно роддома круглыми фонарями глядела ночь. В сознании бывшей секретарши мрака еще клубились обрывки страшного сна. Младенец от тряски проснулся и недовольно запищал.
— Люля! Ты мужчина! Будешь голосить — отберу меч! — пригрозила Улита.
Про меч она не шутила. Едва их перевели в палату, Улита затолкала на дно контейнера гладиус, который ей приходилось прятать от врачей. Младенец пока сражался мало, но уже дважды заложил маму; ручкой стаскивая с меча пеленку во время медицинских обходов. Один молодой доктор вздумал вступиться за Улиту:
— Успокойтесь, коллеги! Ну меч и меч! Сувенир!
— Конечно, сувенир! В Древнем Риме настоящих не держали! Еще порежется какой-нибудь гладиатор, а римлянам отвечать! — сразу согласилась Улита.
Люля продолжал пищать. Звуки он издавал под стать своему имени: «Ля-ля-ля!»
— Тихо, Люля! Команды на панику не было! — Успокаивая ребенка. Улита поднесла его к груди.
В дверь опять заглянула остроносенькая медсестра:
— Мамочка, хватит его кормить! Он у вас и так толстый!
— Вас к телефону! — терпеливо сказала Улита, и медсестра, вздрогнув, оглянулась на свой оставленный стол, над которым висел плакат:
«ХОТЬ КРИЧИТЕ НА ДЕТЕЙ, ХОТЬ БЕЙТЕ —
ВСЕ РАВНО ОНИ БУДУТ ТАКИМИ ЖЕ, КАК ВЫ.
ПОЭТОМУ МЕНЯЙТЕСЬ САМИ!»
Больше Улиту не тревожили. Ребенок успокоился и уснул. Улита вернула его в кроватку. Ей было страшно, несмотря на то что про сны она знала все. Сны разносят суккубы. В теплое время года срок годности сна — шесть-девять часов, зимой — чуть дольше. Если не успеешь разнести сны за ночь, утром их сдают по описи в резиденцию Пуфса, где их хранят в особом холодильнике. Суккубы, разумеется, опасаются сознаться, что у них остались сны. Это как минимум означает, что ночью они отлынивали от работы. По этой причине суккубы предпочитают засунуть неизрасходованные сны куда-нибудь под мост или в подвал, рядом с которым потом так пахнет, словно в нем кто-то умер.
Улите приснился человек без лица, который пришел с тряпкой и вытер ее ребенка, как мел с доски. Раз — и его не стало. Потом точно так же он вытер и саму Улиту. Сделано это было очень деловито, без гримас и угроз, которых Улита, привыкнув к браваде мрака, все равно не испугалась бы. Именно поэтому бывшая ведьма, проснувшись, проверяла, целы ли ее руки, лицо, волосы, а потом долго слушала дыхание ребенка.
— Я спокойна! Это все фокусы! Они мне ничего не сделают! — сказала себе Улита.
Она потянулась к выключателю, погасила свет, и сразу, точно этого мгновения давно дожидались, кто-то постучал в стекло. Улите было известно, что ее окно на четвертом этаже и никаких лестниц нет, но такие вещи ее давно не смущали. На всякий случай материализовав шпагу, она подошла к окну и распахнула его.
И тут же в комнату небрежно вшагнул юный страж мрака в двухцветном комбинезоне, похожем на наряд шута. Он был плечист и смугл, нос его отзывался чем-то львиным.
— Прошу прощения! Я не обознался, это роддом? О, какой милый малыш! Что может быть лучше детей, особенно если без хлеба?
Страж мрака шагнул было к кроватке, но тотчас шпага Улиты, прыгнув, как змея, уперлась ему в горло:
— Еще один шаг — и я тебя прикончу!
Это было даже не предупреждение. Бывшей ведьме хотелось, чтобы он сделал этот шажок. И гость его сделал. Только перед этим быстро коснулся шпаги пальцем:
— Запросто! Только возьми веник другой стороной. Этой можно только испачкать!
Улита, почти сделавшая выпад, убедилась, что в руках у нее не просто веник, а какой-то облезлый прадедушка всех нормальных веников. К ручке этого прадедушки скотчем была примотана бумажка:
«Хозблок № 1. С этажа не выносить!»
Улита была в таком состоянии, что готова была колотить гостя даже и веником, но он проявил внезапную уступчивость. Примирительно улыбнувшись взбешенной ведьме, он обогнул кроватку вдоль стены и оказался у раковины, на кран которой Улита ночью вешала тряпку, чтобы ей не мешал звук капель.
Страж мрака убрал тряпку, открыл кран и напился.
— Какая прекрасная вода после Тартара! Ни урана, ни ртути. Ну хлор, ну немного свинца! — похвалил он, вытирая губы. — Кстати, меня зовут Джаф!
Тут Улита едва не прыгнула на него, пытаясь выцарапать глаза, потому что вспомнила имя стража, которое называл Гаулялий.
— Джа-а-а-аф!!! Так это тебе поручили выцыганить эйдос у моего ребенка?
Львиноносый вскочил, вспыхнув от негодования. Скулы его зарделись, кудри растрепались.
— Мне?! Эйдос?! Да как ты могла такое подумать?! Ну да, поручили!
Он признал это так просто и с таким резким переходом, что изумленная Улита застыла, как окаменевшая Горгона. Не дразня ее больше, Джаф показал пустые руки:
— Успокойся! Вот! У меня нет оружия!
— Я так и поняла, — пробормотала Улита.
Она вдруг почувствовала, что Джаф не один. В шкафу определенно кто-то прятался. Причем еще и возился, всеми силами стремясь обратить на себя внимание. Джаф тоже это услышал. Он рывком открыл дверцу, и из шкафа с милой улыбкой на лице вывалился Тухломон.
— Ах да! Мой новый паж! — вспомнил Джаф. — Таскается со мной, как за валькириями эти… как их… носильщики щитов! И, главное, непонятно — какая ему в этом выгода?
Тухломон укоризненно прижал ладони к груди и замотал головой, показывая, что не все в мире определяется выгодой. Бывают и чистые движения незапятнанной души.
— Пусть он уйдет! Или я от него пятна не оставлю! Он меня знает! — предупредила Улита.
— Испарись! — велел Джаф Тухломону.
Комиссионер развинченной походкой зашаркал в угол и сел там, сунув большой палец в рот.
— Подслушивает, — сказала Улита.
— Уши! — приказал Джаф.
