– Приходите сегодня вечером, – сказал он ей. – Ваши дела
заслуживают того, чтобы поразмыслить и потолковать о них на досуге. Здесь
слишком много народу и прием посетителей производится слишком поспешно, а мне
надо серьезно поговорить с вами обо всем, что касается вас.
Затем, воздав хвалу ее красоте и чувствам, он предложил ей
прийти к семи часам вечера.
Она явилась без опоздания. Набожная приятельница
сопровождала ее и на этот раз, но осталась в приемной, где занялась чтением
«Христианского педагога»
[62],
меж тем как Сен-Пуанж и прекрасная Сент-Ив ушли
во внутренние покои.
– Поверите ли, сударыня, – начал он, – что ваш брат просил
меня отдать приказ о взятии вас под стражу? По правде говоря, я охотно отдал бы
приказ о высылке его самого в Нижнюю Бретань.
– Увы, сударь, ваши канцелярии, видно, очень щедры на такие
приказы, если за ними приезжают, как за пенсиями, из самых глухих углов
королевства. Я очень далека от намерения хлопотать о подобном приказе в
отношении моего брата. У меня много оснований жаловаться на него, но я уважаю
людскую свободу и прошу об одном – даровать свободу тому, за кого я намерена
выйти замуж. Этот человек, сын офицера, убитого на королевской службе, уже спас
одну из французских провинций и в будущем тоже может быть очень полезен Королю.
В чем обвиняют его? Как это возможно, что с ним так жестоко обошлись, даже не
выслушав его объяснений?
Тогда помощник министра показал ей письма иезуита-шпиона и
коварного судьи.
– Как! Неужели на свете существуют такие изверги? Подумать
только, меня хотят насильно выдать замуж за глупейшего сына этого глупейшего и
к тому же злобного человека. И от подобных наветов зависит здесь участь
граждан!
Она упала на колени и, рыдая, молила выпустить на волю
честного юношу, который так горячо ее любит. Состояние, в котором она
находилась, только подчеркнуло все ее прелести. Она была так хороша, что
Сен-Пуанж, потеряв всякий стыд, намекнул на возможность полного успеха ее
ходатайства, если она подарит ему первины того, что бережет для возлюбленного.
М-ль де Сент-Ив в ужасе и замешательстве долго притворялась, что ничего не
понимает; Сен-Пуанжу пришлось объясниться начистоту. Сдержанное слово,
сорвавшееся с уст, породило другое, более откровенное, за которым последовало
еще более выразительное. Он предложил ей не только отмену приказа об аресте, но
и награду, деньги, почести, выгодные должности, и чем больше обещал, тем
сильнее хотел добиться согласия.
Упав на диван, м-ль де Сент-Ив плакала, задыхалась,
отказывалась верить тому, что слышала. Сен-Пуанж, в свою очередь, упал к ее
ногам. Он был недурен собой, и в другом, менее предубежденном сердце не вызвал
бы страха. Но м-ль де Сент-Ив боготворила своего возлюбленного и считала, что
изменить ему даже ради его пользы было бы настоящим преступлением. Сен-Пуанж
продолжал расточать мольбы и обещания. Напоследок голова у него пошла кругом, и
он заявил, что это единственное средство извлечь из тюрьмы человека, в чьей
судьбе она принимает такое нежное и страстное участие Странный разговор
затягивался. Богомолка в приемной, читая «Христианского педагога», бормотала:
«Боже мой! Что же они там делают целых два часа? Никогда не случалось, чтобы
монсеньер де Сен-Пуанж давал кому-нибудь такую долгую аудиенцию. Может быть, он
отказал бедной девушке наотрез, а она продолжает его упрашивать?»
Наконец ее приятельница вышла из внутренних покоев,
растерянная, онемевшая, погруженная в глубокие размышления о нравах вельмож и
полувельмож, которые так легко приносят в жертву людскую свободу и женскую
честь.
За всю дорогу она не проронила ни слова. Лишь ввернувшись
домой, прекрасная Сент-Ив не выдержала и рассказала подруге все. Богомолка
принялась размашисто креститься.
– Моя дорогая, надо завтра же посоветоваться с нашим
духовником, отцом Тут-и-там; он пользуется большим доверием у г-на де Сен-Пуанж;
у него исповедуются многие служанки из этого дома; он человек благочестивый,
доброжелательный и наставляет не только горничных, но и знатных дам. Доверьтесь
ему вполне, – я всегда так поступаю, и благодаря этому все идет у меня хорошо.
Нам, бедным женщинам, необходимо мужское руководство. Так вот, моя дорогая,
завтра же я пойду к отцу Тут-и-там.
Глава 16
Она советуется с иезуитом
Как только прекрасная, удрученная горем Сент-Ив оказалась
наедине с добрым духовником, она призналась ему, что некий могущественный
сластолюбец предлагает выпустить из тюрьмы того, с кем она намерена сочетаться
законным браком, но за эту услугу требует слишком дорогой платы, что ей
отвратительна подобная измена и что, если бы речь шла о ее собственной жизни,
она предпочла бы умереть.
– Что за омерзительный грешник! – сказал отец Тут-и-там. –
Скажите мне имя этого негодяя: не сомневаюсь, что он – янсенист. Я донесу на
него его преподобию, отцу де Ла Шез, и он отправит его в то обиталище, где
томится сейчас ваш дорогой нареченный.
Несчастная девушка сперва никак не могла решиться, но после
долгих колебаний все же назвала имя Сен-Пуанжа.
– Господин де Сен-Пуанж! – воскликнул иезуит. – Ах, дочь
моя, это совсем другое дело! Он – родня величайшего из всех бывших и настоящих
министров, он добродетельный человек, ревнитель нашего правого дела, хороший
христианин; такая мысль ему и в голову не могла бы прийти. Вы, наверно, не
поняли его.
– Ах, отец мой, я слишком хорошо его поняла. Как бы я ни
поступила, мне все равно пропадать; либо горе, либо позор – другого выбора у
меня нет: или моему возлюбленному быть погребенным заживо, или мне стать
недостойной жизни. Я не могу допустить, чтобы он погиб, но и спасти его тоже не
могу.
Отец Тут-и-там постарался успокоить ее кроткими речами.
– Во-первых, дочь моя, никогда не произносите этих слов –
«мой возлюбленный», – в них есть нечто светское и богопротивное; говорите «мой
супруг», ибо хотя он еще и не супруг ваш, однако вы рассматриваете его как
супруга, и это как нельзя более справедливо. Во-вторых, хотя и в мыслях ваших и
надеждах он ваш супруг, однако в действительности он еще не супруг; стало быть,
вы не можете впасть в прелюбодеяние, в этот великий грех, которого по мере
возможности следует избегать.
В-третьих, человеческие поступки не греховны, когда вызваны
благими намерениями, а нет ничего чище намерения вернуть свободу своему
нареченному.
