И все-таки, почему он здесь? Элоиза забеспокоилась.
— Давайте зайдем в дом, джентльмены. Надо положить продукты в холодильник, иначе креветки испортятся на такой жаре. Дуарте, — она дотронулась до руки брата, — добро пожаловать. Ты можешь поужинать с нами, если, конечно, у тебя нет других дел.
В кухне Джон остановил ее и мрачно предупредил:
— Твой брат сказал, что ему надо поговорить с тобой.
— Да, конечно. Уверена, мы много можем сказать друг другу.
Элоиза автоматически убирала продукты. Она подошла к холодильнику с запечатанным пакетом креветок в руках и чуть не врезалась в брата:
— Извини, тут очень мало места.
— Как ты меня узнала? — прямо, без предисловий, спросил тот.
Она посмотрела в такие же, как у нее, темные глаза:
— Ты очень похож на него.
— На нашего отца? — Дуарте удивленно заморгал. — Тебе тогда было только семь лет.
— А Энрике тогда был моложе. — Хотя маленькой девочке он казался очень старым. — И моя мама хранила его фотографию. Иногда она позволяла мне класть эту фотографию в мой ящик. Я прятала ее среди газетных вырезок и открыток. Чтобы никто не догадался. — Элоиза энергично двигалась по кухне. Ей надо было что-то делать, хотя бы уберечь креветки от жары. — Почему ты приехал? Сейчас? — Она вдруг замерла от пришедшей ей в голову ужасной мысли. — Он скончался?
— Он жив, — успокоил ее Дуарте. — Я приехал потому, что ты обратилась к адвокату. — Он помолчал. Но мы все равно связались бы с тобой. Наш отец очень болен и хочет видеть своих детей.
— Сколько их у него?
«Черт! Откуда взялся такой жестокий вопрос? — подумал Джон. — Наверное, из детских страхов и слез по ночам».
Чтобы успокоить Элоизу, он обнял ее за плечи.
Дуарте засунул руки в карманы брюк:
— Ты, два наших брата и я, конечно.
— Извини, но я не уверена. — Элоиза дышала глубоко, стараясь прогнать тяжесть, вдруг сдавившую ей грудь. — Я сожалею о его болезни, но не думаю, что у нас есть что сказать друг другу. После стольких-то лет.
Она ждала, что Дуарте будет спорить, что она не права. Но он лишь пожал плечами:
— Ну, что ж. Я сообщу ему, что передал его послание, и ты отклонила приглашение. Если у тебя больше нет вопросов, мое дело сделано.
И все? И он уходит?
Дуарте положил на столик рядом с диваном карточку — простой кусочек белой бумаги с черными цифрами — и прижал пресс-папье:
— Можешь связаться со мной, если все же решишь поехать к нему.
Когда?
Еще лет через десять — двадцать?
Дуарте появился неожиданно, вывел ее из равновесия и готов исчезнуть прежде, чем она соберется с мыслями. Он приехал не повидать ее. Он приехал передать информацию. Боже, как она глупа! Все еще хранит в глубине души надежду. Как и фотографии ее биологических родственников в глубине ящика.
Элоизе хотелось заплакать, но после стольких лет у нее не осталось слез.
Джон подошел к ее брату:
— Я провожу вас до двери.
— Не стоит. — Дуарте кивнул Элоизе и направился к выходу. — Я передам отцу, что ты скоро приедешь.
Она сдержала крик отчаяния. Кем считают себя эти люди, семья Медина, если позволяют себе врываться в чью-то жизнь раз в десять лет и переворачивать все с ног на голову?
— Ты не понимаешь, чего требуешь от меня.
Он повернулся к ней:
— Моя жизнь очень часто зависела от умения понимать людей.
И Дуарте Медина вышел — тихо и быстро.
Джон погладил Элоизу по спине:
— Ты в порядке?
— Да. В полном порядке. Почему бы и нет? Он занял у нас всего пять минут. Ничего страшного. А теперь он ушел, и все встало на свои места. — Она сделала шаг вперед и открыла холодильник. — Начну готовить ужин.
Джон положил руку ей на плечо. Его успокаивающая ласка сокрушила ее оборону.
Элоиза напомнила себе, что отец не вспоминал о ней много лет. Да и братья не стремились ее найти. Она всегда всем помогала и никому не была особенно нужна. Сейчас мучительные годы обрушились на нее с такой тяжестью, что она не знала, куда скрыться от них.
Ей некуда было идти. Только в объятия Джона.
Глава 9
Элоиза заставила себя не обращать внимания на боль в сердце после странного визита ее брата и сосредоточила внимание на Джоне. Они одни, и, надо надеяться, вскоре оба снимут одежду.
Она обняла его за шею и прильнула к нему. Он сделал шаг назад и наткнулся на кухонный стол.
— Ох! — Джон подхватил Элоизу и постарался встать так, чтобы лежавшие на столе продукты не рассыпались-таки по полу. — Давай оставим это на минуту и поговорим. Я знаю, что ты расстроена.
— Еще бы! Я рассержена, обижена, смущена и хочу забыть все это. Ты мне поможешь. Давай вернемся к…
Она прильнула к его губам, настойчиво, требовательно. Их всегда готовое пробудиться притяжение друг к другу вспыхнуло с новой силой. И хорошо. Никакой боли. Только наслаждение.
Мышцы его рук и груди напряглись под ее жадными пальцами.
— Элоиза, видит бог, я буду ласкать тебя до тех пор, пока ты не сможешь ни говорить, ни думать, но я хочу твердо знать, что ты не исчезнешь и не оставишь меня одного прежде, чем я успею надеть трусы.
Губы Элоизы переместились на его ухо. Она целовала, ласкала. Она прятала лицо в волосах Джона, и жар ее дыхания распалял его.
— Мы у меня дома, — прошептала она. — Мне будет трудно исчезнуть.
— Но возможно, — настаивал Джон, хотя его рука опустилась на ее талию. Он прижимал Элоизу к себе все сильнее и сильнее, и она ощутила, как его тело отреагировало на близость. — Мы должны решать проблемы, а не усложнять их, — сказал он, отстраняясь от нее. — Так что давай прервемся, на время по крайней мере.
Она взяла его за руки и посмотрела ему прямо в глаза:
— Джон, оглядись, подумай. Что я принесла, когда вернулась с работы? Еду. Вино. Я запланировала романтический ужин, так как после того, что произошло в библиотеке… — На секунду Элоиза замолчала, ее дыхание участилось от одного только воспоминания. — После того, что ты заставил меня пережить, я непрестанно думала о том, чтобы довершить начатое. Я думала об одном: как подарить тебе те ощущения, которые ты подарил мне.
— Элоиза, — простонал он, — ты сводишь меня с ума, даже когда появляешься в моих мыслях, а уж если ты рядом, во плоти…
— Тогда придется что-то с этим делать.
Элоиза подняла подол его черной спортивной майки. Неужели они только вчера встретились на празднике в честь ее сестры? Казалось, это случилось давным-давно. А вот целого года разлуки как будто просто не было.
