Высокий белый дом, пышные пальмы, огромные аркады, волны, бьющиеся о берег. Как будто ей опять семь лет, и мама держит ее за руку и ждет, когда он к ним выйдет.
Легкое прикосновение Дуарте вернуло молодую женщину к действительности.
— Элоиза! Вот он.
Двери со скрипом отворились. Но из них вышел не величественный король. Производимый электрическим инвалидным креслом шум возвестил о появлении Энрике. По бокам бежали две огромные собаки. Сидевший в кресле человек был худ, сед и слаб.
Дуарте не обманывал ее. Отец выглядел так, словно жить ему осталось очень недолго. Элоиза встала, но не протянула к нему руки. Объятие выглядело бы неестественно. Она сама не знала, что испытывает к нему. Энрике нуждался в ней, позвал ее. Но Элоиза не могла забыть долгие годы, когда она нуждалась в нем. Да, он связывался с ней через своего адвоката, но так редко, будто она занимала очень малое место в его мыслях. Элоиза вдруг вспомнила чужую, но такую милую семью Лэндисов, которые прилетели в элегантный техасский отель Джона. Та семейная встреча совсем не походила на эту.
— Здравствуйте, сэр. Извините, но я не вполне уверена, как должна вас называть.
Он слабо махнул рукой. На его лбу выступили капли пота.
— Называй меня Энрике. — Голос старого короля был по-прежнему властным. — Я недостоин звания ни короля, ни отца. А теперь сядь, пожалуйста. Я чувствую себя старым грубияном оттого, что не встаю в присутствии очаровательной дамы.
Она села, и Энрике, ловко маневрируя креслом, оказался напротив нее. Огромные собаки устроились по бокам. Он сложил на коленях руки с вздувшимися венами и молча изучал дочь.
Лицо Энрике Медины, несмотря на болезнь, оставалось лицом короля. Аристократический нос и точеный подбородок говорили о череде воинственных предков. И хотя плотный синий халат не был похож на королевскую мантию, его дорогая отделка, как и туфли ручной работы свидетельствовали о богатстве владельца.
Старый король указал на двери дома:
— Ты можешь идти, Дуарте. Я хочу сказать Элоизе кое-что наедине.
Дуарте кивнул и ушел, ступая тише, чем кто-либо из ее знакомых.
— Мне очень жаль, что вы больны, — проговорила она.
— Мне тоже.
Энрике замолчал, и Элоиза испугалась, не начинает ли его мозг сдавать, как и тело.
Она опять обратилась к Энрике:
— Вы хотели меня видеть? Вы послали Дуарте…
— Конечно, я его послал. Я еще не выжил из ума. — Король поправил полы халата. — Пожалуйста, прости меня за грубость. Просто я потрясен тем, насколько ты похожа на мою мать. Она тоже была очень красива.
— Спасибо. У вас есть ее фотографии?
— Они погибли, когда дворец сгорел дотла.
Элоиза заморгала. Такого ответа она не ждала.
Она прочла то немногое, что удалось найти о перевороте, который произошел в Сан-Ринальдо двадцать семь лет назад. Ее отец еле уцелел тогда, его жену убили, он вместе с сыновьями был вынужден скрываться.
Лишиться фотографий, конечно, не так ужасно, как потерять близкого человека, но утратить даже эти крохи утешения, памяти…
— Тогда мы сделаем так, чтобы моя фотография была у вас и напоминала вам о ней, — предложила Элоиза.
— Спасибо, но подозреваю, что скоро увижусь с ней. — Легкость, с которой Энрике говорил о смерди, потрясла ее. — И это возвращает меня к тому, зачем я тебя позвал, pequea princesa.
Маленькая принцесса? Она никогда не решалась так думать о себе. В душе ей было обидно, что Гарри часто называл принцессой свою родную дочь, а ее — никогда.
Энрике постарался дышать ровнее:
— Ты должна кое-что знать, а времени мало. Умру я сам или кто-то в конце концов до меня доберется, наш секрет все равно когда-нибудь откроется. Даже я не в силах до бесконечности сдерживать эту волну.
Элоиза забеспокоилась. Что, если враги короля найдут его? Найдут ее?
— Где же вы тогда скроетесь?
Если он будет еще жив.
— Я — король. — Энрике гордо вскинул голову. — Я не скрываюсь. Я остаюсь здесь ради тех, кого люблю.
— Я не уверена, что понимаю вас.
— Я заставил всех считать, что вместе с детьми живу в Аргентине. И их не ищут. Никто не убьет их, как убили мою Беатрис.
Беатрис. Его жена, которую застрелили во время мятежа.
— Это было ужасно для вас.
И для ее братьев.
— Плохо, что я встретил твою мать слишком быстро после гибели Беатрис. Я любил ее так сильно, как мог. Но она сказала мне, что, если мое сердце не может принадлежать ей целиком, она не хочет ничего.
Элоиза всегда считала, что ее мать держалась в стороне ради безопасности, а не под влиянием чувств. Она откинулась на спинку кресла и предоставила Энрике возможность говорить. Ему, по-видимому, требовалось снять груз с души.
— Мне очень жаль, что я не видел, как ты росла. Я ничем не смогу возместить тебе то, что меня не было рядом.
Искренность этого заявления значила для нее больше, чем горы золота. Она всю жизнь ждала, что Энрике признается в этом.
Конечно, его слова не перечеркивают прошлое, но это первый шаг к выздоровлению. Не в силах говорить, Элоиза положила руку на его вздувшиеся вены.
— Позже я хотел просить твою мать стать моей женой, — продолжал он.
— Почему?
— Я сумел справиться с горем и решил, что опять могу любить.
— Она не пожелала поселиться на острове?
— Она ничего не имела против. Но дело в том, что я опоздал. Она вышла замуж за Гарри. Я приехал на шесть месяцев позже, чем следовало. Не откладывай борьбу надолго, pequea princesa.
Увы, она уже упустила последний шанс.
На сей раз Джон ушел от нее. Элоизе хотелось кричать о своей боли, об обиде, хотя она знала, что сама виновата. Энрике не понимает. Да и как он может понять?
Элоиза попыталась было все объяснить Энрике, но его мудрый взгляд остановил ее. Этот человек знает, что значит бороться.
А в ее жилах течет его кровь.
Элоиза сжала подлокотники кресла. Больше она не будет прятаться в библиотеке. Она любит Джона Лэндиса и хочет прожить жизнь с ним, куда бы эта жизнь ни забросила их. Он обидел ее, он сейчас сердит, и она не может винить его. Но теперь она с этим справится. Сколько бы ни потребовалось времени.
Элоиза встала и приложила ладони к щекам Энрике:
— Вы скрытный человек, но, кажется, вы мне нравитесь.
Он засмеялся, потом кивнул.
Элоиза медленно отступила:
— Я должна ехать, но я вернусь. Мне надо прояснить кое-что с Джоном.
