Нат был удивлён.
— Да, понимаю, — сказал он, стараясь протянуть время.
— Могу я узнать, за какую сумму он ушёл? — спросила миссис Киркбридж.
— За три миллиона шестьсот тысяч.
— Это превышает нашу оценку, — миссис Киркбридж перевернула страницу в папке перед собой.
Нат всегда считал себя хорошим игроком в покер, но он не мог понять, блефует миссис Киркбридж или нет.
— Ладно, извините, что я зря отнял у вас время.
— Может быть, и не зря, — возразила миссис Киркбридж. — Я всё-таки хотела бы услышать ваше предложение.
— Мы ищем партнёра на равных долях, — сказал Нат.
— Что это конкретно означает?
— Вы выкладываете один миллион восемьсот тысяч, наш банк финансирует остальную долю проекта, а когда убытки будут возмещены, все прибыли делятся пополам.
— Оставьте мне ваше предложение, мистер Картрайт, и я сообщу вам, что мы решим. Сколько времени вы нам даёте, чтобы принять решение?
— Здесь, в Нью-Йорке, я собираюсь встретиться ещё с двумя возможными претендентами, которые когда-то интересовались участком для «Робинсон-Молла».
Нат не мог по выражению её лица угадать, верит она ему или нет.
Миссис Киркбридж улыбнулась.
— Полчаса назад, — сказала она, — мне позвонил главный администратор хартфордского городского совета мистер Кук. — Нат поёжился. — Я не приняла его звонка, потому что подумала, что будет разумнее сначала увидеться с вами. Однако мне трудно поверить, что это тот тип сделки, которую анализируют на факультете бизнеса в Гарварде, мистер Картрайт. Так что, возможно, вам пора рассказать мне, почему вы на самом деле хотели меня видеть.
35
Энни подвезла своего мужа к зданию городского совета; впервые за этот день они остались одни.
— Почему бы нам не поехать домой? — спросил Флетчер.
— Наверно, все кандидаты чувствуют это перед подсчётом голосов.
— Знаешь, Энни, мы ведь с тобой не обсудили, что я буду делать, если проиграю.
— Я всегда полагала, что ты пойдёшь работать в какую-нибудь юридическую фирму. К тебе ведь столько фирм стучится в дверь. Например, говорят, что фирме «Симпкинс и Уэлланд» нужен юрист, специализирующийся на уголовных делах.
— Да, и они даже предложили мне партнёрство, но, по правде говоря, меня больше всего интересует политическая деятельность. Политика увлекает меня даже больше, чем твоего отца.
— Это невозможно, — сказала Энни. — Кстати, он сказал, что мы можем припарковаться на его месте.
— Никоим образом, — возразил Флетчер. — На этом месте может парковаться только сенатор. Нет, давай припаркуемся на какой-нибудь боковой улице.
Флетчер взглянул в окно и увидел, что по ступеням к городскому совету поднимаются десятки людей.
— Куда они идут? — спросила Энни. — Неужели все они — родственники миссис Хантер?
— Нет, конечно, нет, — засмеялся Флетчер. — Но публике разрешено смотреть с галереи, как производится подсчёт голосов. Это — старая хартфордская традиция.
Энни наконец нашла место для стоянки неподалёку от городского совета.
Флетчер и Энни, держась за руки, стали подниматься по ступеням в городской совет. Он много раз видел, как политики и их жёны держатся за руки в день выборов, и ему всегда было интересно, делают ли они это только для фотографов. Он сжал руку Энни, стараясь выглядеть спокойным.
— Вы чувствуете уверенность в победе, мистер Давенпорт? — спросил местный репортёр, сунув ему под нос микрофон.
— Нет, — честно ответил Флетчер. — Я чертовски нервничаю.
— Думаете ли вы, что вы побили миссис Хантер? — продолжал репортёр.
— Я буду рад ответить вам на этот вопрос через несколько часов.
— Вы считаете, что это была честная борьба?
— Об этом вы можете судить лучше меня, — сказал Флетчер.
Когда он и Энни вошли в здание, их встретили аплодисментами. Первым, кого он увидел, был Гарри. У него был задумчивый вид.
Актовый зал выглядел совсем иначе, чем в день дебатов. Ряды стульев убрали, и в центре зала подковой стояли столы. В центре подковы стоял мистер Кук, который контролировал семь предыдущих выборов. Нынешние выборы были для него последними — в конце года он уходил на пенсию.
Один из его служащих проверял чёрные урны, стоявшие рядами с внутренней стороны подковы. Вчера на совещании мистер Кук ясно дал понять, что подсчёт голосов начнётся, только когда из избирательных участков доставят все сорок четыре урны и будет установлена их подлинность. Обычно эта процедура занимала около часа.
Снова раздались аплодисменты: в зал вошла Барбара Хантер. Она помахала рукой своим сторонникам на галерее.
Когда была проверена подлинность всех сорока четырёх урн, их распечатали и бюллетени высыпали на столы. Начался подсчёт. Каждая группа счётчиков состояла из одного демократа, одного республиканца и одного нейтрального наблюдателя.
Мистер Кук попросил своих служащих подсчитать бюллетени и разложить их стопками по сто. Бюллетени из каждой урны надлежало разделить на три стопки: стопка республиканских бюллетеней, стопка демократических бюллетеней и стопка бюллетеней сомнительного свойства. В большинстве избирательных округов страны подсчёт производился машинами, но не в Хартфорде, хотя все знали, что, как только мистер Кук уйдёт на пенсию, положение изменится.
Мистер Кук расхаживал по залу, наблюдая, как растут разные стопки бюллетеней.
— Здесь важна роль наблюдателя, — объяснил Гарри Флетчеру. — Он должен следить, чтобы ни один бюллетень не был засчитан дважды или вовсе не засчитан.
Флетчер кивнул и продолжал бродить по залу, следя, как растёт то одна, то другая стопка и, соответственно, то обнадёживаясь, то отчаиваясь, пока Джимми не объяснил ему, что урны доставлены из разных округов, и нельзя точно знать, какая урна прибыла из оплота демократов, а какая — из оплота республиканцев.
— Что будет дальше? — спросил Флетчер у Джимми.
— Артур Кук сложит все бюллетени и объявит, сколько избирателей проголосовало и какой это процент электората.
Флетчер взглянул на часы — было начало двенадцатого; на экране телевизора Джимми Картер беседовал со своим братом Билли. Первые опросы общественного мнения показали, что впервые за последние восемь лет демократы вернулись в Белый дом. Интересно, попадёт ли он впервые в Сенат штата?
Флетчер устремил всё своё внимание на мистера Кука, который не торопился исполнять свои официальные обязанности. Собрав все стопки, он зафиксировал цифры на калькуляторе, который был его единственной уступкой техническому прогрессу XX века. Он нажал несколько кнопок и аккуратно записал две цифры на листе бумаги. Затем он взошёл на сцену, постучал по микрофону и в наступившей тишине сказал:
