Билл приходил сюда каждый вечер около семи, чтобы забить место. Не то, чтобы кто-то осмелился занять его точку… За последний десяток лет он видел, как они приходят и уходят — у одних золотое сердце, у других серебряное, а у третьих бронзовое. Он чётко определял, кто есть кто, и не только по тому, как они к нему относились.
Он посмотрел на часы, висевшие над дверью: без десяти шесть. В любую минуту из этой двери выйдет молодой Кевин и любезно попросит его уйти. Хороший парень этот Кевин — часто давал ему то шиллинг, то два. Для него это, наверное, жертва — ведь второй ребёнок уже на подходе. Те, шикарно одетые, что приходят позже, разумеется, не относятся к нему с тем же вниманием.
Билл позволил себе минутку помечтать. Хотел бы он работать, как Кевин, носить такое же тяжёлое и тёплое пальто и остроконечную шляпу. Он по-прежнему оставался бы на улице, но у него была бы настоящая работа и постоянная зарплата. Некоторым везёт. Всё, что нужно делать Кевину, это говорить: «Доброе утро, сэр. Надеюсь, вы хорошо провели выходные». Ему даже не нужно открывать перед ними двери с тех пор, как они поставили автоматические.
Но Билл не жаловался. Выходные выдались не самыми плохими. Дождя не было, и полиция теперь даже не пытается его прогнать — после того как он много лет назад заметил террориста из ИРА, паркующего свой фургон рядом с банком, и сообщил им. И всё благодаря своей армейской подготовке.
Билл раздобыл пятничный номер «Файнэншл Таймс» и субботний номер «Дэйли Мэйл». «Файнэншл Таймс» напоминала ему, что следует вкладывать деньги в интернет-компании и держаться подальше от производителей одежды, потому что их акции стремительно падают после снижения объёма продаж на Хай-стрит. Он, вероятно, был единственным связанным с банком человеком, который читал «Файнэншл Таймс» от корки до корки, и уж точно единственным, кто использовал её как одеяло.
Он выудил «Мэйл» из урны, что стояла позади здания — удивительно, чего только не бросают эти яппи в урну. У него было всё что душе угодно — от «ролекса» до упаковки презервативов. Правда, ни то ни другое ему было ни к чему. В городе столько часов, что ещё одни совершенно не нужны, а что касается презервативов — после увольнения из армии они ему тоже ни к чему. Он продал часы, а презервативы отдал Винсу, который устроился у «Банка Америки». Винс вечно похвалялся своими победами, что было не очень похоже на правду, учитывая его обстоятельства. Билл решил ему подыграть и подарил презервативы на Рождество.
Во всём здании зажигались огни, и, бросив взгляд на широкое окно, Билл заметил, что Кевин надевает пальто. Пора собирать пожитки и уходить: он не хотел, чтобы у Кевина были неприятности. Он надеялся, что парень скоро получит повышение, которого заслуживает.
Он скатал свой спальный мешок — подарок от президента, который отдал его, не дожидаясь Рождества. Нет, это совсем не в стиле сэра Уильяма. Прирождённый джентльмен и любитель женщин — а кто станет его в этом винить? Билл пару раз видел, как они поздно вечером поднимаются в лифте, и сомневался, что им нужен совет по инвестированию ценных бумаг. Может, следовало подарить презервативы ему?
Билл свернул два одеяла — одно он купил на деньги, вырученные от продажи часов, а второе унаследовал после смерти ирландца. Он скучал по ирландцу. Завернул полбуханки хлеба из Сити-клуба, которые ему дал управляющий, после того как он посоветовал ему купить акции Интернета вместо акций производителей одежды, но тот только посмеялся. Он сложил свои вещички в сумку королевского адвоката — ещё один трофей из помойки, на этот раз за Олд-Бейли.
И наконец, как все добропорядочные люди из Сити, он должен проверить, как у него обстоят дела с наличными — это очень важно, когда продавцов больше, чем покупателей. Он пошарил в кармане — в том, где не было дыры, — и выудил один фунт, два десятипенсовика и один пенни. Спасибо правительственным налогам — сегодня он не сможет позволить себе сигареты, не говоря уж о своей обычной пинте. Хотя вдруг ему повезёт, и за стойкой в «Жнице» будет Мейзи. Он бы сам снял с неё урожай, подумал он, хотя и годится ей в отцы.
Часы по всему городу пробили шесть. Он завязал шнурки на своих кроссовках «Рибок» — ещё одна вещь, забракованная яппи: теперь все они носят «Найк». Ещё один последний взгляд на Кевина, который вышел на мостовую. Когда Билл вернётся сюда к семи вечера — точнее всяких часов и надёжнее любого охранника, — Кевин уже будет дома в Пекхэме со своей беременной женой Люси. Счастливчик.
Кевин смотрел, как Билл, шаркая ногами, смешался с толпой утренних рабочих. Да, молодчина он, этот Билл. Никогда не поставит Кевина в неловкое положение — не хочет, чтобы из-за него он потерял работу. Потом заметил пенни под аркой. Он поднял его и улыбнулся. Вечером он заменит его монеткой в один фунт. В конце концов, разве не для этого предназначены банки?
Кевин вернулся ко входной двери в тот момент, когда из банка выходили уборщицы. Они приезжали в три утра и к шести должны были покинуть помещение. За четыре года он выучил все их имена, и они неизменно одаривали его улыбкой.
Ровно в шесть часов Кевин должен стоять на мостовой, в начищенных до блеска ботинках, белоснежной рубашке, галстуке с эмблемой банка, а ещё ему было предписано носить длинное синее пальто с медными пуговицами — зимой тёплое, летом лёгкое. Банки — ярые сторонники всяких правил и предписаний. Ему полагается с поклоном встречать всех членов правления, но он добавил ещё парочку, которые, по слухам, скоро тоже войдут в правление.
В промежутке между шестью и семью к банку потянутся яппи со словами: «Привет, Кев. Сегодня я точно сделаю миллион». С семи до восьми более степенным шагом явятся руководители среднего звена — их пыл уже немного угас после проблем с детьми, платой за обучение, новой машиной или новой женой. Они бросают: «Доброе утро», даже не глядя в его сторону. С восьми до девяти, припарковав машины на стоянке банка, величаво прошагает старшее руководство. «Хотя они, как и все мы, по субботам ходят на футбол, — подумал Кевин, — в отличие от нас, они сидят в директорской ложе». Большинство из них к этому времени поняли, что не станут членами правления, и довольствуются более спокойной жизнью. Одним из последних появится исполнительный директор банка Филипп Александер. Он приедет в «ягуаре» с личным шофёром, на заднем сиденье читая «Файнэншл Таймс». Кевин обязан выбежать на мостовую и открыть дверь мистеру Александеру, который прошагает мимо, не удостоив его даже взглядом, не говоря уж о благодарности.
И наконец, откуда-то из Суррея «роллс-ройс» привезёт сэра Уильяма Селуина, президента банка. Сэр Уильям всегда находил время, чтобы переброситься с ним парой слов.
— Доброе утро, Кевин. Как жена?
— Спасибо, хорошо, сэр.
— Сообщи мне, когда родится ребёнок.
Кевин ухмыльнулся, когда начали появляться яппи. Автоматические стеклянные створки плавно разъезжались, пропуская их внутрь. С тех пор как поставили эту хитроумную штуку, ему больше не надо открывать тяжеленные двери. Он не понимал, почему они продолжают платить ему зарплату — во всяком случае, это очень удивляло Майка Хаскинса, его непосредственного начальника.
