Опоздав на несколько минут, появилась Роз Ренник в безобразно огромной шляпе и в сопровождении двух маленьких собачек. Хенрик решил, что ей уже за шестьдесят, она чересчур толстая, накрашенная и расфуфыренная, но у неё была такая тёплая улыбка, и по тому, как она продвигалась между столиками, болтая с завсегдатаями отеля, создавалось впечатление, что миссис Ренник знакома со всеми. Наконец дойдя до столика, за которым, как она правильно догадалась, сидел Хенрик, пожилая дама удивилась не только его несколько странному одеянию, но и тому, что он выглядит моложе своих восемнадцати лет.
Миссис Ренник заказала чай, а Хенрик рассказал ей свою хорошо отрепетированную легенду: произошла ужасная ошибка с её чеком, который вчера по ошибке был оприходован на бирже его компанией; босс поручил ему немедленно вернуть чек и передать, что он весьма сожалеет о злосчастной ошибке. При этих словах Хенрик вручил пожилой даме вексель на 50 000 долларов и добавил, что если она будет настаивать на разбирательстве этого дела, то он потеряет работу, потому что эта оплошность произошла исключительно по его вине. Искреннее волнение Хенрика, когда он, заикаясь, рассказывал о происшествии, убедила бы даже более наблюдательного знатока человеческой натуры, чем миссис Ренник. О пропаже чека её оповестили только сегодня утром, но она не знала, что по нему уже произвели выплату. Довольная, что деньги вернулись — да ещё и в виде векселя банка Моргана, — она охотно согласилась не поднимать шум. Хенрик с облегчением вздохнул и впервые за весь день почувствовал, что напряжение уходит и возвращается радость жизни. Он даже подозвал официанта с сахаром и серебряными щипчиками.
Выждав некоторое время, чтобы не показаться невежливым, Хенрик объяснил, что должен вернуться на работу, поблагодарил миссис Ренник, расплатился по счёту и ушёл. Выйдя на улицу, он даже присвистнул. Его новая рубашка насквозь пропиталась потом (миссис Ренник назвала бы её «влажной»), но его не упрятали в тюрьму, и он снова мог дышать свободно. Его первая крупная афёра прошла безупречно.
Хенрик стоял на Парк-авеню. По забавному стечению обстоятельств его встреча с миссис Ренник состоялась в отеле «Уолдорф-Астория», где у президента «Стандарт ойл» Джона Д. Рокфеллера были апартаменты. Хенрик пришёл в отель пешком и вошёл через парадный вход, в то время как Рокфеллер прибыл чуть раньше подземкой и поднялся в «башню» отеля на персональном лифте. Мало кто из ньюйоркцев знал, что на глубине пятнадцати метров под отелем у Рокфеллера была собственная станция метро, построенная для того, чтобы ему не приходилось идти пешком восемь кварталов от Центрального вокзала, потому что до 125-й улицы не было ни одной остановки. (Станция существует и сегодня, но, так как Рокфеллеры больше не живут в «Уолдорф-Астории», поезда там больше не останавливаются.) Пока Хенрик решал судьбу своих 50 000 долларов с миссис Ренник, пятьюдесятью семью этажами выше Рокфеллер обсуждал с министром финансов президента Кулиджа Эндрю У. Меллоном вопрос об инвестиции 5 000 000 долларов.
На следующее утро Хенрик приступил к работе как обычно. Он знал, что у него всего пять льготных дней, чтобы продать акции, погасить долг банку Моргана и заплатить биржевому брокеру, так как операционный период на Нью-Йоркской фондовой бирже составляет пять рабочих или семь календарных дней. В последний расчётный день стоимость акций составляла 23 1/4 доллара. Он продал их по 23 1/8, погасил свою задолженность банку в размере 49 625 долларов и положил оставшиеся 7490 долларов на текущий счёт.
В последующие три года Хенрик перестал звонить мистеру Гроновичу и принялся совершать сделки самостоятельно, начав с мелких сумм, которые по мере приобретения опыта и уверенности постепенно увеличивались. Время все ещё оставалось его союзником, и, хотя Хенрик не всегда получал прибыль, он научился справляться с труднопредсказуемым рынком «медведей»
[2]
и с менее стихийным рынком «быков»
[3]
. На рынке «медведей» Хенрик придерживался системы «короткой» продажи
[4]
, считавшейся в бизнесе не совсем этичной. Он быстро освоил искусство продажи акций, которых у него не было в наличии, в ожидании последующего снижения их стоимости. Его умение разбираться в подводных течениях рынка ценных бумаг оттачивалось так же быстро, как и вкус в одежде, а коварство, которому он научился в трущобах Ист-Сайда, всегда служило ему хорошую службу. Вскоре Хенрик пришёл к выводу, что мир — это джунгли, где львы и тигры носят костюмы.
Когда в 1929 году произошёл обвал фондового рынка, Хенрик превратил свои 7490 долларов в 51000 долларов ликвидных активов, продав все имеющиеся у него акции на следующий день после того, как председатель «Халгартен и К°» выбросился из окна Фондовой биржи. Хенрик правильно понял этот знак. С только что приобретённым капиталом он переехал в шикарную квартиру в Бруклине и начал ездить на довольно претенциозном красном «штутце». Ещё в детстве Хенрик понял, что его три главных недостатка — это его имя, происхождение и бедность. Проблема с деньгами решалась сама собой. Теперь настало время решить и две другие проблемы. Он подал в суд заявление об изменении имени на Харви Дэвид Меткаф. Когда его прошение было удовлетворено, Хенрик прекратил все контакты со своими друзьями из польского землячества и в мае 1930 года подошёл к своему совершеннолетию с новым именем, новым происхождением и очень новыми деньгами.
Позднее в том же году на футбольном матче он случайно познакомился с Роджером Шарпли и понял, что у богатых тоже есть свои трудности в жизни. Шарпли, молодой человек из Бостона, унаследовал компанию отца, которая специализировалась на импорте виски и экспорте мехов. Получив образование в Чоуте, а затем в Дартмутском колледже, Шарпли обладал самоуверенностью и очарованием молодого льва из бостонского высшего света, чему часто завидовали его соотечественники. Высокий и светловолосый, Роджер напоминал викинга и с видом одарённого дилетанта легко получал всё, что хотел, особенно у женщин. Он был полной противоположностью Харви. И хотя они различались, как два полюса, сама их непохожесть как магнит привлекала их друг к другу.
Роджер всегда мечтал служить на флоте офицером. Однако по окончании колледжа ему пришлось вернуться к семейному бизнесу из-за болезни отца, где он проработал всего несколько месяцев до того, как Шарпли-старший скончался. Роджер охотно продал бы компанию «Шарпли и сын» первому желающему, но в завещании был пункт, который гласил, что если Роджер продаст фирму до своего сорокалетия (это последний день, когда можно записаться на флот), то деньги, полученные от продажи, будут поровну разделены между остальными родственниками.
Харви тщательно продумал проблему Роджера и после длительных консультаций с опытным нью-йоркским адвокатом предложил следующий план действий: он, Харви, покупает 49 процентов акций фирмы «Шарпли и сын» за 100 000 долларов и первые 20000 долларов из ежегодной прибыли. В сорок лет Роджер может отказаться от оставшегося 51 процента ещё за 100000. Правление будет состоять из трех голосующих членов — Харви, Роджера и третьего, назначенного Харви, кто и будет осуществлять полный контроль. Что же касается Роджера, он может отправляться на флот. Единственное условие — раз в год он должен посещать общее собрание акционеров.