Когда через четыре часа поезд прибыл на Ярославский вокзал в Москве, у Коннора возникло ощущение, что за ним следит еще кто-то, кроме Митчелла, а с его двадцативосьмилетним опытом он редко ошибался в таких делах. Он уже начал думать, что Митчелл следил за ним слишком явно, и, возможно, кто-то еще ведет наблюдение более профессионально. Если так, то что им нужно? В первой половине дня ему показалось, что в его поле зрения попал кто-то, кого он замечал и раньше. Он не был параноиком, но, как все профессионалы, не верил в совпадения.
С вокзала он отправился в свою гостиницу, тщательно заметая следы. Он был уверен, что никто за ним не следит. Впрочем, им это было и не нужно, если они знали, где он остановился. Укладывая чемодан, он старался об этом не думать. Сегодня он обязательно стряхнет свой хвост — если, конечно, они уже не знают, куда он направляется. В конце концов, если им известно, зачем он приехал в Россию, им нужно было лишь следовать расписанию поездок Жеримского. Через несколько минут он выписался из гостиницы, заплатив по счету наличными.
Коннор пять раз менял такси, прежде чем позволить последнему таксисту высадить его у Большого театра. Он оставил свой чемодан у гардеробщицы и взял напрокат бинокль. Поскольку он оставил чемодан, гардеробщица была уверена, что бинокль он вернет.
Когда после спектакля занавес наконец опустился, Жеримский встал и снова помахал зрителям. На этот раз реакция публики была далеко не столь восторженной, как вначале, но все-таки, подумал Коннор, он не зря пошел в Большой театр. Спускаясь по ступеням, Жеримский громко сообщил окружающим, что он в восторге от блестящего исполнения Екатерины Максимовой. Его ожидал кортеж машин, и он сел в третью. Кортеж под милицейской охраной увез Жеримского на Ленинградский вокзал, где его ждал поезд на Санкт-Петербург. Коннор заметил, что число милицейских мотоциклистов увеличилось с двух до четырех.
Многие явно начали думать, что Жеримский будет следующим президентом.
Коннор приехал на вокзал через несколько минут после Жеримского. Он показал охраннику свое журналистское удостоверение и купил билет на «Красную стрелу», отбывающую в одиннадцать пятьдесят девять.
Войдя в свое купе, он включил свет над полкой и начал изучать расписание передвижений Жеримского по Санкт-Петербургу.
В вагоне на другом конце поезда кандидат в президенты тоже изучал это расписание вместе со своим помощником.
— Зачем мне идти в Эрмитаж, если я буду в Петербурге только несколько часов?
— Потому что вы пошли в Пушкинский музей, и если вы не пойдете в самый знаменитый музей в России, вы обидите граждан Санкт-Петербурга.
— Слава Богу, мы уедем до начала спектакля в Мариинском театре.
Жеримский знал, что в Петербурге самая важная встреча у него будет с генералом Бородиным. Если он сумеет убедить генерала снять свою кандидатуру на президентских выборах и поддержать его, Жеримского, тогда два с половиной миллиона солдат и офицеров наверняка проголосуют за него, и он будет избран. Раньше он собирался предложить Бородину пост министра обороны, но вовремя узнал, что Чернопов хочет предложить генералу этот же пост. По его информации, Чернопов увиделся с Бородиным в минувший понедельник, но ничего не добился. Это был хороший признак. Жеримский собирался предложить генералу нечто такое, от чего он будет не в силах отказаться.
Коннор тоже понимал, что завтрашняя встреча с генералом Бородиным может решить судьбу Жиримского. Около двух часов ночи он выключил свет и уснул.
Митчелл выключил свет сразу же после того, как поезд тронулся, но он не спал.
Сергей не мог скрыть своего возбуждения при мысли, что он едет ночным экспрессом. Он последовал за своим партнером в их купе, как довольный щенок. Когда Джексон открыл дверь купе, Сергей воскликнул:
— Да тут просторнее, чем у меня в квартире.
Он прыгнул на полку, скинул ботинки и натянул на себя одеяло, не раздеваясь.
— Сберегу время на мытье и одевание, — объяснил он, когда Джексон переодевался.
Пока американец готовился ко сну, Сергей протер рукавом запотевшее стекло окна. Он не сказал больше ни слова, пока поезд не начал медленно двигаться.
Джексон лег на свою полку и выключил свет.
— Какое расстояние до Петербурга, Джексон? — спросил Сергей.
— Шестьсот пятьдесят километров.
— А сколько времени мы будем ехать?
— Восемь с половиной часов. Завтра нас ждет еще один трудный день, так что постарайся поспать.
Сергей выключил свет, но Джексон не мог уснуть. Теперь он был уверен, что знает, зачем его друг отправился в Россию. Декстер явно хотела убрать Коннора, но Джексон все еще не знал, как далеко она может пойти.
Он попытался позвонить Энди Ллойду по своему сотовому телефону, но связь барахлила. Он не хотел пойти на риск и позвонить из гостиницы, поэтому решил попытаться позвонить снова на следующий день, когда Жеримский произнесет свою речь на Дворцовой площади: к этому времени в Вашингтоне люди уже проснутся. Когда Ллойд узна́ет, что происходит, Джексон был уверен, что он получит разрешение, пока не поздно, остановить всю операцию. Он закрыл глаза.
— Джексон, вы женаты? — спросил Сергей.
— Нет, разведен, — ответил Джексон.
— В России сейчас больше разводов, чем в Америке. Вы знаете это, Джексон?
— Нет. Но за последние пару дней я понял, что у тебя в голове полным-полно бесполезной информации.
— А как насчет детей? У вас есть дети?
— Нет, — сказал Джексон. — Я потерял…
— Почему бы вам не усыновить меня? Я бы поехал с вами в Америку.
— Не думаю, что даже Тед Тернер
[42]
может себе позволить усыновить тебя. А теперь спи, Сергей.
Последовало долгое молчание.
— Еще один вопрос, Джексон, ладно?
— Можно подумать, что я могу заставить тебя замолчать.
— Почему этот человек для вас так важен?
Джексон некоторое время подумал, прежде чем ответить:
— Двадцать девять лет назад он спас мне жизнь во Вьетнаме, так что, наверно, я задолжал ему все эти годы. Тебе это понятно?
Сергей не ответил, потому что уже уснул.
Глава пятнадцатая
У Владимира Большенкова, начальника петербургской милиции, забот был и так полон рот, а тут еще приходилось беспокоиться о четырех таинственных телефонных звонках. В понедельник в городе побывал Чернопов, и нужно было остановить все движение, потому что Чернопов хотел, чтобы его кортеж был не меньше, чем кортеж покойного президента.
