— Не так сильно, Чарли. Расслабься. Награды даются за выдержку, а не за силу. — Чарли стал опять ее целовать, но теперь уже не так напористо, чувствуя, как угол пивного ящика упирается ему в бедро. Осторожно положив руку на ее левую грудь, он задержал ее там, не зная твердо, что ему делать дальше, и стараясь обрести уверенность. Впрочем, это не имело такого уж значения, поскольку Роза хорошо знала, что от нее требуется, и быстро расстегнула оставшиеся пуговицы на своей блузке, обнажив могучие груди, вполне достойные ее имени. Она подняла ногу на кучу старых пивных ящиков, открыв взору Чарли розовое бедро неохватных размеров. Он медленно опустил свободную руку на открывшуюся плоть. Ему хотелось провести по ней пальцами до самого конца, но он остался неподвижным, как остановленный кадр в черно-белом кино.
Опять Роза взяла инициативу на себя и, отпустив его шею, принялась расстегивать пуговицы на брюках. Мгновение спустя она просунула руку в его подштанники и начала шевелить ею. Чарли не мог поверить в происходящее, однако чувствовал, что оно стоит сломанного носа.
Движения Розы ускорились, и она свободной рукой стала стягивать с себя панталоны. Теряя над собой контроль, Чарли вдруг почувствовал, что Роза остановилась и, отстранившись от него, уставилась на подол своего платья.
— Если это лучшее, что есть во взводе, то пусть лучше немцы победят в проклятой войне.
Следующим утром на доске объявлений в столовой для дежурных офицеров был вывешен приказ по батальону. Новый батальон фузилеров теперь считался доведенным до полной штатной численности личного состава и должен был войти в состав союзных войск на Западном фронте. «Достаточно ли крепки узы товарищества, связавшие за три месяца воедино такую разношерстную кучу парней, чтобы они смогли вступить в бой с отборными германскими частями?» — раздумывал Чарли.
На обратном пути на юг их вновь приветствовали на каждой станции. Но теперь уже Чарли чувствовал, что они достойны уважения со стороны женщин в шляпах. В конце концов паровоз притащил их вечером на станцию Мэйдстоун, где они вышли из вагонов и были определены на ночь в казармы местного королевского полка «Уэст Кентс».
В шесть часов следующего утра капитан Трентам сообщил им, что они будут переправлены кораблем в Булонь и после десяти дней дополнительного обучения должны будут совершить марш до Этапля, где присоединятся к своему полку под командованием подполковника сэра Данверса Гамильтона, который, как их заверили, готовился к массированному штурму германских оборонительных рубежей. Остаток утра они провели, проверяя свою экипировку, прежде чем их загрузили на стоявший под парами транспортный пароход.
После шестого гудка корабельной сирены они отплыли из Дувра, сгрудившись огромной кучей на палубе корабля Ее Величества «Резолюшн», напевая «Долог путь до Типперери».
— Когда-нибудь приходилось бывать за границей, капрал? — спросил Томми.
— Нет, если не считать Шотландии, — ответил Чарли.
— И мне тоже, — проговорил Томми, заметно нервничая, а через несколько минут последовал второй вопрос: — Тебе страшно?
— Не просто страшно, а ужасно страшно, — сказал Чарли.
— И мне тоже, — признался Томми.
«До свидания Пикадилли, прощай Лестер-сквер. Какой долгий путь предстоит пройти до…»
Глава 4
Чарли почувствовал приступ морской болезни сразу же, как только побережье Англии скрылось из виду.
— Мне никогда не приходилось плавать на корабле, — признался он Томми, — если не считать колесного парохода в Брайтоне.
Больше половины окружавших его людей во время перехода через пролив было занято демонстрацией того, что было съедено на завтрак.
— Что-то не видно, как травят офицеры, — сказал Томми.
— Наверное, они привыкли плавать.
— Или заняты этим в своих каютах.
Когда наконец вдали показался берег Франции, солдаты на палубе оживились. В этот момент они были охвачены одним-единственным желанием — побыстрее ступить на сушу. Но суша была бы сушей только в том случае, если бы небеса не улучили момент, чтобы разверзнуться как раз во время прибытия и высадки войск на французскую землю.
Как только все сошли на берег, сержант-майор подал команду приготовиться к пятнадцатимильному маршу.
Чарли повел свое отделение по непролазной грязи с песнями из репертуаров мюзик-холлов под аккомпанемент губной гармошки Томми. Когда они достигли Этапля и остановились лагерем на ночь, Чарли пришел к выводу, что гимнастический зал в Эдинбурге все же был роскошью.
Как только прозвучал последний сигнал трубы, две тысячи глаз тут же сомкнулись, впервые за последнее время, давая отдых солдатам в палатках. Каждый взвод выставил караул из двух человек, имея приказ менять их через каждые два часа, чтобы никто не остался без отдыха. Чарли по жребию выпало заступать на смену вместе с Томми в четыре утра.
После беспокойного сна на каменистой и сырой земле Франции Чарли был разбужен в четыре часа и, в свою очередь, пнул Томми, который лишь перевернулся на другой бок и опять провалился в сон. Минуту спустя Чарли выбрался из палатки и, застегнув куртку на все пуговицы, стал похлопывать себя по бокам, чтобы хоть как-то согреться. По мере того как его глаза привыкали к предрассветной мгле, он начал различать один за другим ряды коричневых палаток, тянувшиеся на сколько хватало взгляда.
— Утро доброе, капрал, — пробормотал Томми, появившись вскоре после четырех двадцати. — Не найдется спички, случайно?
— Нет, спичек у меня нет, а вот от чашки горячего какао я бы не отказался. Или чего-нибудь в этом роде.
— Как прикажете, капрал.
Томми удалился в сторону кухни и, вернувшись через полчаса, принес две порции горячего какао и две галеты.
— Жаль, что без сахара, — сказал он Чарли. — Сахар полагается от сержанта и выше. Я сказал, что ты переодетый генерал, но они говорят, что все генералы сейчас крепко спят в своих постелях в Лондоне.
Чарли улыбнулся и, обхватив кружку замерзшими пальцами, стал медленно пить, растягивая удовольствие.
Томми осмотрел горизонт.
— Так где же эти чертовы немцы, о которых нам все уши прожужжали?
— Одному Богу известно, — сказал Чарли. — Но будь уверен, они где-то там и, наверное, тоже спрашивают друг друга о том, где находимся мы.
В шесть часов Чарли поднял остальной личный состав своего отделения. К шести тридцати они оделись, свернули палатку в маленький тюк и приготовились к утренней поверке.
Очередной сигнал трубы позвал солдат на завтрак, и они выстроились в длинную очередь, которая, по мнению Чарли, порадовала бы сердце любого мальчишки-лоточника на Уайтчапел-роуд.
Дождавшись своей очереди, Чарли протянул котелок и получил порцию комковатой овсянки и кусок черствого хлеба. Томми, подмигнув парню в белой поварской куртке и синих штанах, произнес:
