Через шесть месяцев после того, как Бекки сказала, чтобы он не показывался рядом с компанией, Чарли объявил, что его пригласили войти в состав сельскохозяйственного комитета, где, по его мнению, он с пользой для дела мог использовать свой опыт. К нему даже вернулась его старая привычка вставать в четыре тридцать утра, чтобы успеть до заседания просмотреть накопившиеся парламентские бумаги.
По вечерам, когда он возвращался к ужину домой, его так и распирало от желания рассказать о каком-нибудь положении законопроекта, предложенном им в комитете, или о том, как какой-нибудь старый бездельник отнимал у палаты время своими бесчисленными поправками к законопроекту об открытой охоте на зайцев.
Когда в 1970 году Великобритания обратилась с просьбой о своем вступлении в Общий рынок, Чарли сообщил жене о том, что главный партийный организатор предложил ему возглавить подкомитет по распределению продовольствия и что он счел своим долгом принять это предложение. С этого времени, когда бы Бекки ни спускалась к завтраку, она обнаруживала лишь бесчисленные парламентские бумаги да экземпляры вестника палаты лордов, которые устилали путь от кабинета Чарли до кухни, где ее ждала неизменная записка о том, что он должен присутствовать еще на одном утреннем заседании подкомитета или на встрече с еще одним заезжим сторонником вступления Великобритании в Общий рынок, которому случилось оказаться в Лондоне. До этого Бекки не представляла себе, как много приходится работать членам верхней палаты парламента.
Бекки продолжала регулярно поддерживать связь с компанией Трумперов, посещая ее каждый понедельник утром, в наиболее спокойные часы работы, и, к своему удивлению, вскоре обнаружила, что стала для Чарли основным источником информации о том, что происходит в торговом центре.
Ей всегда доставляло удовольствие погулять пару часов по разным отделам. Бросалось в глаза, как быстро меняется мода и как Кэти всегда удается идти на шаг впереди своих конкурентов, не давая в то же время повода постоянным покупателям сетовать на ненужные перемены.
Свой обход Бекки неизменно заканчивала посещением аукциона, чтобы посмотреть, чьи картины готовились пойти с молотка. Уже прошло довольно много времени с тех пор, как она передала свои полномочия Ричарду Картрайту, бывшему главному аукционисту, но он всегда встречал ее, чтобы показать последние отобранные для аукциона картины.
— Ранние импрессионисты на этот раз, — сообщил он.
— Совсем не по ранним ценам, — заметила Бекки, изучая работы Писсарро, Боннара и Виллара. — Но нам надо держать этот лот в секрете от Чарли.
— Он уже знает о нем, — предупредил ее Ричард. — Забегал в прошлый четверг по пути в палату лордов, назначил свои цены для трех лотов и даже успел поворчать по поводу наших оценок, заявив, что всего несколько лет назад купил у вас большую картину Ренуара под названием «L’homme a la pêche» по цене, которую я хочу, чтобы он заплатил сейчас за маленькую пастель Писсарро, являющуюся не чем иным, как эскизом основной работы.
— Я подозреваю, что он может оказаться прав в этом отношении, — заметила Бекки, сверяя цены по каталогу. — И тогда только Бог поможет вам свести свой баланс, если ему станет известно, что вы не смогли получить отправную за любую из тех картин, в которых он заинтересован. Когда я возглавляла этот отдел, мы называли его «ходячим убытком».
Во время разговора к ним подошел продавец и, вежливо кивнув леди Трумпер, передал Ричарду записку. Почитав послание, тот повернулся к Бекки:
— Председатель интересуется, не будете ли вы так добры, чтобы перед уходом зайти к ней. Ей нужно обсудить с вами что-то срочное.
Ричард проводил ее к лифтам на первом этаже, где она поблагодарила его за снисходительность к старой леди. Пока лифт с грохотом вез ее наверх, напоминая о необходимости реконструкции, она раздумывала над тем, зачем председателю понадобилось видеть ее, надеясь только, что не для того, чтобы отказаться от ужина с ними, намеченного на этот вечер, так как их гостями будут Джозеф и Барбара Филд.
Несмотря на то что прошло уже полтора года, как Кэти съехала от них и поселилась в более просторной квартире на Челси Клойстерз, они по-прежнему раз в месяц ужинали вместе и всегда приглашали Кэти, когда в гостях у них были Филды или Блуминдали. Бекки знала, что Джозеф Филд, который все еще заседал в правлении огромного чикагского супермаркета, будет разочарован, если в этот вечер с ними не будет Кэти, тем более что американская пара на следующий день собиралась возвращаться домой.
Джессика сразу же предложила Бекки пройти в кабинет председателя, где Кэти говорила по телефону, необычно нахмурив брови. В ожидании, когда председатель закончит свой телефонный разговор, Бекки смотрела из окна на пустующую деревянную скамейку на противоположной стороне улицы и думала о Чарли, который бы с радостью променял на нее красные кожаные скамьи палаты лордов.
Положив трубку, Кэти тут же обеспокоенно спросила:
— Как Чарли?
— Вам лучше знать, — ответила Бекки. — Я вижу его лишь изредка за ужином, а завтракает дома он только по воскресеньям. Вот и все. А здесь он часто бывает?
— Не очень. Честно говоря, я до сих пор чувствую себя виноватой в том, что мы лишили его возможности заниматься делами компании.
— В этом нет никакой необходимости, — заметила Бекки. — Я никогда еще в своей жизни не видела более счастливого человека.
— Вы сняли камень с моей души, — обрадовалась Кэти. — Но сейчас мне нужен совет Чарли по неотложному делу.
— А в чем дело?
— В сигарах, — сказала Кэти. — Сегодня мне позвонил Дэвид Филд и сказал, что его отец хотел бы взять у нас дюжину коробок своих обычных сигар, и просил не беспокоиться с пересылкой их в Коннаут, потому что он с радостью забрал бы их сам сегодня вечером, когда придет на ужин.
— Так в чем дело?
— Ни Дэвид, ни наш табачный отдел не имеют ни малейшего представления о том, какого сорта сигары курит его отец. Похоже, что Чарли занимался его заказами персонально.
— Вы можете проверить по старым накладным.
— Что я и сделала в первую очередь, — заверила Кэти. — Но об этих сделках нет никаких записей. Это удивило меня, так как десяток коробок регулярно отправлялись для старого мистера Филда в Коннаут всякий раз, когда он приезжал в Лондон. — Брови у Кэти опять поползли вверх. — Мне всегда это казалось странным. В конце концов, в его магазине наверняка есть свой собственный табачный отдел. И уж конечно, не маленький.
— Безусловно, есть, — сказала Бекки. — Но в нем не бывает гаванских сигар.
— Гаванских? — Я что-то не понимаю вас.
— Когда в пятидесятых годах американская таможенная служба запретила ввоз в США кубинских сигар, отец Дэвида, который курил определенный сорт «Гаван» еще задолго до того, как кто-то услышал о Фиделе Кастро, так и не увидел причин, по которым он должен был отказать себе в том, что он считал своим законным правом.
