– Лично я не видела, чтобы здесь кто-то выходил, –
категорично заявила девушка.
– Я тоже не видел, – сказал Палыч, подошел к огромной плите
и принялся стучать крышками.
– Что ж, на нет и суда нет, – беспомощно развела я руками и
направилась в сторону подсобных помещений.
– У нас посторонним вход воспрещен! – донеслись мне в след слова
Палыча.
– А Стас – посторонний?!
– Стас? Нет!
– Но так и я тоже!
Я не сомневалась, что как только я скроюсь, Палыч, человек
старой закалки и твердых совковых убеждений, скажет в мой адрес какую-нибудь
брань, что-то типа того, что любовница – та же самая шлюха, и гордиться, мол,
тут по большому счету нечем. Мол, такое звание скрывать надобно, а не
выставлять напоказ.
Не могу сказать, что именно руководило мною, но я принялась
старательно заглядывать во все двери, дергать за ручки те, которые были
заперты. Подойдя к морозильной камере, я уловила какие-то звуки и прислонила
ухо к холодной двери. Мне послышались глухие стоны, а возможно, это была
галлюцинация, результат переживаний, выпавших на мою долю в этот день. Дверь
была заперта. Я огляделась и увидела на противоположной стене небольшой
железный ящик. Открыв его, я обнаружила объемистый ключ и почему-то была
уверена, что это ключ от морозильной камеры. Открыв дверь, я попала в холодную
темноту и стала водить рукой по стене, чтобы найти выключатель. Приглушенные
стоны стали более отчетливыми.
– Кто здесь? – Я почувствовала, как сильно забилось мое
сердце. – Кто здесь? – повторила я свой вопрос, но так и не дождалась ответа. Я
начинала немного видеть в темноте.
– О-о-о…
Я поняла, что в помещении кто-то есть.
– Дима, ты здесь?!
– О-о-о…
– Дима, ну скажи, это ты?
Наконец я обнаружила выключатель и включила тусклый,
мерцающий свет. Прямо напротив меня висели две мясных туши… На железных крюках…
Рядом с замороженными тушами висел окровавленный Дмитрий… Он висел на таком же
железном крюке.
Я закричала, но тут же зажала рот моментально вспотевшими
ладонями. У меня перехватило дыхание. Я послала проклятье в адрес своей глупой
судьбы и глупой провинциальной доверчивости, из-за которой я, собственно, и
оказалась здесь. Первым моим побуждением было бросить все к чертовой матери,
бежать прочь, в кабинет Стаса… Варить кофе, смотреть ему в глаза и делать вид,
что ничего не случилось – я ничего не видела, ничего не слышала и вообще
никогда не сую нос в чужие дела… Но я мгновенно поняла, что не смогу
притворяться и даже находиться рядом с убийцей. Стас убийца, даже если он
убивал не сам.
Дмитрий снова застонал. Если он жив, значит, Стас не убийца.
Пока не убийца, но скоро им будет. У Дмитрия нет никаких шансов выжить. Слишком
много крови… Слишком ледяной воздух… А эти глаза… Эти залитые кровью глаза…
– Дим, ты живой? – спросила я с дрожью в голосе и шагнула
вперед. – Я задала глупый вопрос. Если ты стонешь, значит, живой. Значит, ты
что-то чувствуешь…
– О-о-о… Су-ка…
– Да, я сука, – прохрипела я, задыхаясь от страха и
холодного воздуха. – Сука, потому что поверила в честное мужское слово
человека, которому нельзя было верить.
Я не могла помочь Дмитрию, не могла снять его, это было мне
не по силам. Я была в отчаянии от своей беспомощности.
– Лера, зачем ты сюда пришла?
В дверях стоял Стас. Его лицо осунулось, словно у мертвого.
– Я спрашиваю тебя, какого хрена ты сюда пришла?!
– Я тут случайно… Зашла, смотрю, Дмитрий висит…
– Не надо заходить случайно туда, где черным по белому
написано: «Посторонним вход воспрещен». Читать не умеешь?
– Умею… – нерешительно ответила я и вздрогнула, услышав стон
Дмитрия.
– О-о-о…
– Стас, он живой. Ты же слышишь, он стонет. Мы можем его
снять. Мы еще можем спасти ему жизнь. Мы же не звери. Мы люди. А так… так
поступают только звери, только «быки», самые жестокие, самые грязные в
криминальных группировках. Но ведь ты не такой… И я не такая… Давай его снимем.
Не мы давали ему жизнь, значит, не имеем права ее отбирать.
– Лера, я же ясно тебе сказал, фраер уехал домой.
– Но ведь он не уехал. Я чувствовала, что он не уехал…
– Он уехал, Лера… Он уехал, и ты должна этому верить. Мне
вообще не нравится, когда не прислушиваются к тому, что я говорю.
– О-о-о…
Стас подошел к висящему Дмитрию и со всего размаху пнул его
ногой в живот. Дмитрий слегка дернулся и перестал стонать.
– Пошли отсюда, – приказал Стас.
– Куда? – прошептала я.
– В мой кабинет.
– Зачем?!
– Пить кофе… Если не хочешь кофе, налью тебе чего-нибудь
покрепче.
– Ты хочешь сказать, можешь сейчас пить кофе и делать вид,
что ничего не случилось?!
– Лера, пойдем. Нечего на это смотреть. Сейчас придет
кто-нибудь из пацанов и добьет его.
– Не из пацанов, а из «быков». А эти «быки», между прочим,
исполняют твои приказания.
– Каждый зарабатывает деньги как может. Пацаны – нормальные
люди. У некоторых семьи, дети. Они живут обыкновенной, нормальной жизнью.
– Ты называешь это нормальной жизнью?!
– Не строй из себя тургеневскую барышню. Этот человек
пострадал только из-за тебя. При твоей работе ты вообще не должна ни с кем
общаться. Ни с соседями, ни с подружками… А в случае чего до последнего идти в
отказ. А ты пускаешь совершенно незнакомого мужика к себе в квартиру…
– Но ты же должен был отдать ему деньги…
– Я никому и ничего не должен. Представим, что я вернул ему
деньги, а он… Он умирает от счастья…
– Что?!
– Я же тебе говорю, что он умирает от счастья… Еще немного,
и он умрет. Наверно, это от того, что счастья было слишком много. Целый мешок.
Безнадежно опустив руки, я посмотрела на Стаса глазами,
полными слез, и взмолилась:
– Стас, сними его, пожалуйста… Он же живой. Ему больно. Он
умирает… Сними его, пожалуйста. Пожалуйста, сними… Ну ради меня… Ради наших
отношений… Ради нашей любви…
