— Чтобы такого сдержать, требуется очень хороший жокей. А если быстрый скакун выхолощен, он мне не нужен.
Он протянул Аманде руку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить — он хочет подсадить ее на лошадь. Аманда сделала шажок назад. Перед ней стояла вовсе не маленькая кобылка. И она еще не готова! Да она не помнит, как сидят на этом дамском седле!
Девин подождал, но она так и не приняла его руку, и тогда он повел кобылу в заднюю часть конюшни, открыл створку высокой двойной двери и сказал:
— Я думал, мы поедем на беговую дорожку, но можем и пройтись.
Аманда снова смогла вдохнуть. Отсрочка приговора. Но какого дьявола? Если она так и не сможет сесть верхом, ничего не получится! Она торопливо пошла вслед за Девином, делая глубокие вдохи. «Я могу это сделать, я должна это сделать, все это могут», — твердила Аманда мысленно.
В дальнем конце конюшни стояло еще несколько оседланных коней. Девин взялся за поводья одного из них. Аманде пришлось почти бежать, чтобы догнать его. Они направлялись к беговой дорожке.
— Она очень ласковая и спокойная, моя Сара, — сказал Девин, показав на кобылу, предназначенную Аманде. — Если вы и упадете, я очень сомневаюсь, что по ее вине.
Аманда раздраженно фыркнула себе под нос, услышав его веселый голос. Он пытается ее заставить расслабиться, но ей не нравились его методы.
— Ваша Сара?
— Ее мать была моей первой лошадью, еще в детстве, поэтому я так к ней привязан. Обе они и их потомство отлично подходят детям… или новичкам вроде вас. Вы вообще помните свои уроки верховой езды?
Спрашивая это, он обернулся назад. Аманда надулась, поняв, что ей предложили лошадь, на которой может ездить даже ребенок, хотя и знала, что на самом деле следует быть за это благодарной. Неужели она настолько нервничает, что готова видеть оскорбление в каждом его слове?
— Я тогда была слишком занята мыслями о рыбалке, — пробормотала она. — Поэтому нет, во время этих уроков я была очень невнимательна.
Вот теперь Девин полностью повернулся, сделал несколько шагов назад и внимательно на нее посмотрел.
— Рыбачили? Вы?
Она вздернула подбородок.
— А почему не я?
Он усмехнулся:
— Не могу себе представить, как вы насаживаете червяка на крючок. Значит, вы любите рыбачить, правда?
Через несколько мгновений Аманда тоже усмехнулась:
— Да, меня Рейф научил. Я рыбачила или с ним, или с моей подругой Беки — да почти все время, пока мы были детьми.
— И сейчас?
Она улыбнулась:
— Это странно. В детстве я не имела ничего против поисков наживки. Мы с Рейфом вставали среди ночи и шли на улицу, а там переворачивали камни, чтобы набрать червей. Но сейчас… — Она слегка передернулась. — Нет, я уже целую вечность не рыбачила.
— Но если бы вам не пришлось собирать червей, вы бы пошли на рыбалку?
— Конечно, это же так весело!
— Значит, еще один интерес, о котором я не знал. Я уверен, Кендалл не откажется насаживать вам червей на крючок.
Он повернулся обратно. Аманде показалось, будто он добавил: «И я тоже», но она, вероятно, ослышалась, потому что он тут же начал давать указания, как сдерживать лошадь, что делать в разных ситуациях, и то и дело оглядывался, желая убедиться, что она слушает.
И под конец сказал:
— Я никогда никого не учил ездить верхом, но в этом действительно ничего сложного нет. Думаю, как только вы начнете, все сразу вспомните.
И завел обеих лошадей за загородку, на заросшую травой площадку в центре. Твердо утоптанная земля на скаковой дорожке была тщательно разровнена, хотя и слегка влажная после недавнего дождя. Девин снова протянул к ней руку. Аманда уставилась на нее. И смотрела. И смотрела. Вот он, решающий миг. Он бросает ей вызов. Куда делось все ее негодование, почему не подталкивает ее принять эту руку? Никакого негодования Аманда больше не испытывала, страх пригвоздил ее к месту. Она не могла шевельнуться!
Глава 24
— Можете открыть глаза.
Нет, она не может. Он все-таки посадил ее на проклятую лошадь! Не на спокойную кобылу, а на вторую, которую привел для себя, с обычным мужским седлом, и она сидит боком на его колене, а он скачет по дорожке.
— Вы не упадете, я же вас держу.
Эти слова прорвались сквозь панику, окутавшую Аманду. Она ощущала его сильные руки, крепко державшие ее, словно спрятавшие в кокон безопасности. Это успокаивало, причем сильнее, чем она могла представить. Но несмотря на эти надежные руки, страх не отпускал. Не до конца. И все же был не таким всепоглощающим, как раньше.
— Поговорите со мной, — мягко произнес Девин. — Расскажите, из-за чего все это случилось, вдруг поможет?
Больше он ничего не сказал, просто все ехал и ехал по кругу. Прошло какое-то время, и Аманда вдруг почувствовала себя настолько уютно, что едва не прижалась к нему. Но чувство безопасности, которое он ей давал, было, конечно, ложным. Это не она едет верхом, а он. Будь она в седле одна, сидела бы по-прежнему перепуганная до смерти, а не убаюканная и уверенная, что ее оберегают. Оберегают? Да, он заставил ее почувствовать себя именно так!
Аманда открыла глаза и взглянула вверх, на него. Он смотрел на нее сверху вниз с совершенно непроницаемым лицом и ждал, скажет ли она хоть слово.
Аманда отвела взгляд.
— Дело не в боли в момент падения. И дело даже не в той боли, которую мне пришлось пережить, когда вправляли кость на место, хотя она была еще сильнее. Я помню, как кричала, но я потеряла сознание раньше, чем доктор все сделал.
— И сколько вам было лет?
— Восемь.
— Прошло столько времени — от всего этого должны были остаться только смутные воспоминания. Почему же они до сих пор такие яркие?
— Доктор сказал, может получиться так, что я никогда больше не смогу ходить. Мне целых четыре месяца не разрешали наступать на эту ногу. И четыре месяца я по ночам плакала, пока не засыпала.
— Но вы даже не хромаете! Какого черта доктор сказал такое ребенку?
— Он и не говорил. Просто я проснулась раньше, чем они думали, и услышала, как доктор рассказывает об этом папе. Мне никто этого не сказал, но я-то знала и столько месяцев жила в страхе!
— Вас должны были посадить на коня сразу же, как только вы поправились, а не позволять лелеять этот неестественный страх.
Это что, гнев в его голосе? Из-за нее? Но он не понимает. Никто бы не стал заставлять ее в тот год делать что-то насильно. Весь дом тогда погрузился в глубокий траур.
Тихим голосом Аманда произнесла:
— В том году я потеряла маму, и мы все очень горевали.
