— Наместник короля во всей Ирландии идет на север с огромным войском, — сообщила наконец бегунья, с трудом переводя дыхание.
— Уоган? — спросил кто-то. И все в изумлении стали переглядываться. Неужели сам верховный судья, наместник всей Ирландии, ближайший сподвижник Эдуарда, — неужели этот кровопийца шел на север?
— Их, вероятно, более четырех тысяч, — добавила девушка.
Кто-то выругался, а Финниан спросил:
— Когда они будут здесь?
— Через два дня. Возможно, чуть позже.
Два дня, чтобы созвать на бой как можно больше почти не связанных между собой ирландцев и немногих преданных англичан? Созвать на дело, которое казалось совершенно безнадежным? Ведь теперь против них выступил не только Рэрдов со своими вассалами, но и правитель острова Джон Уоган…
«Но ведь выхода нет, — со вздохом подумал Финниан. — Так что придется в любом случае принять бой».
— Это еще не все, — продолжала бегунья, тяжело дыша. — Идет еще и король Саксонии. Он разбил лагерь в Уэльсе и ждет попутного ветра. И когда ветер подует, Эдуард Длинноногий также двинется на Ирландию.
Комната погрузилась в тягостное молчание. И все повернулись к Финниану, уставившемуся в дальнюю стену. А он ощущал каждый удар своего сердца и чувствовал, что сердце его делалось все холоднее и холоднее.
— Оставьте нас, — услышал он вдруг слова О’Фейла.
Воины один за другим покидали комнату, пока в ней не остались только Финниан и король, смотревший на своего приемного сына грустными глазами.
Шум за окном заставил Сенну очнуться, отвлек от тягостных размышлений. Цепляя тростниковые стебли подолом синей нижней сорочки, которую дала ей Лаззар, она подошла к узкому окну и оперлась локтями о каменный выступ.
Готовясь к вечернему развлечению, люди бегали по двору от двери к двери, заскакивали ненадолго внутрь, смеялись и дружелюбно обменивались колкостями. Но ей, Сенне, почти невозможно было представить, что скоро среди них будет и красавец Финниан О’Мэлглин.
«Неужели Финниан действительно должен присутствовать там и веселиться вместе со всеми?» — с раздражением подумала Сенна.
Внизу, во дворе, открылась дверь в главную башню, и кто-то со смехом крикнул:
— Идите увидеться с Финнианом! Он уже здесь!
Все поспешили внутрь, и вскоре дверь захлопнулась.
«Идите увидеться с Финнианом». Ну конечно! А с ней он придет увидеться, когда у него будет настроение.
Но Сенна просто не могла оставаться в комнате, точно конь-качалка, ожидающая, когда придет красавец наездник, чтобы оседлать ее. А эти его слова «я погублю тебя»… они были настоящим бредом. Финниан не мог погубить ее уже хотя бы потому, что он защищал ее. И вообще все то, что происходило между ними, не имело никакого отношения ни к гибели, ни к спасению. Их отношения — это совсем другое… И Финниану пора было узнать об этом, пока он, обманывая себя, не оставил ее с разбитым сердцем.
Минут через десять, все еще стоя у окна, Сенна снова услышала голоса внизу. Но люди, стоявшие маленькими группами, на сей раз вели себя совсем не так, как недавно. Они говорили тихо и, казалось, были чем-то озабочены… Сенна высунула голову из окна и прислушалась. Оказалось, что говорили о войне.
И еще люди говорили о ней, Сенне.
Она отошла от окна, набросила желтую накидку, расправила ее на плечах и отправилась вниз, в главный зал.
Правда, одно из приказаний Финниана она все же выполнила — взяла с собой кинжал.
— Я не отправлю ее обратно, — упорно повторял Финниан после того, как все остальные вышли из комнаты. И каждый раз, когда он произносил это, его сердце болезненно сжималось.
— Значит, ты ее любишь, — пробурчал король.
— Ох, ну почему все так говорят?! — Финниан всплеснул руками.
— Потому что из-за нее ты собираешься втянуть нас в войну. — Король еще больше помрачнел.
Финниан тяжко вздохнул. Не желая повторять в который уже раз, что эта война готовилась давно, он тихо сказал:
— Она спасла мне жизнь. Я не отправлю ее обратно.
— Но она отвлекает тебя. Делает тебя слабым, как… — О’Фейл внезапно умолк.
«Как мой отец», — подумал Финниан. И действительно, больше всего на свете он боялся именно этого. Конечно, О’Фейл не произнес таких слов, но они и не требовались — все и так было ясно.
— Меня прежде никогда ничто не отвлекало, — возразил Финниан.
Король пожал плечами:
— Но прежде ты никогда и не бросал нас.
— Я не бросаю вас! — воскликнул он, не глядя в глаза приемному отцу. — Я же здесь!
О’Фейл долго смотрел на него, затем спросил:
— А может, ты что-то скрываешь от меня, чего-то не говоришь мне?
Финниан снова вздохнул. Король же молчал, но смотрел на него с явным подозрением — Финниан понял это почти сразу. Что ж, возможно, его приемный отец разочаровался в нем…
Собравшись с духом, Финниан проговорил:
— Причина, по которой ее нельзя отправить обратно, заключается в том, что она — владычица красок.
Король очень долго молчат. Наконец несколько раз провел рукой по бороде и в задумчивости пробормотал:
— Да, она показалась мне знакомой…
Финниан резко вскинул голову.
— Вы о чем, милорд?
— Полагаю, ты был достаточно благоразумен, так как не упоминал об этом раньше, — продолжал О’Фейл.
Финниан в раздражении подумал: «Все, хватит с меня загадок!»
— Милорд, при чем здесь благоразумие?
— При том, что люди имеют обыкновение сходить с ума, когда рядом находится владычица красок.
Финниан коротко кивнул, хотя он-то держал язык за зубами вовсе не из благоразумия. Он делал это совсем по другим причинам, но вряд ли отдавал себе в том отчет. Более того, он даже сейчас не мог бы определенно сказать, что это за причины. И конечно же, не мог разобраться в своих чувствах, чего с ним никогда прежде не случалось. Возможно, именно от этого он и становился… слабым. И если так, то король был прав.
Поджав губы, О’Фейл пристально всматривался в него. Потом провел ладонью по столу и проговорил:
— А ты знаешь, что несколько десятков лет назад у Рэрдова была другая владычица красок? Я однажды видел ее.
— Я этого не знал. — На Финниана повеяло холодом.
— Да, была. — Король снова провел рукой по столу. — И она была ужасно похожа на девушку, которую ты привел ко мне.
Теперь холод пробирал Финниана до костей. Он не приводил Сенну к О’Фейлу, но уж теперь-то она принадлежала королю.
Но все же именно сейчас его внимания требовал другой вопрос… Если мать Сенны действительно была у Рэрдова владычицей красок, то что скрывалось за этим?