Когда Сенна кончиками двух пальцев поднимала его над столом, он мерцал, испуская и одновременно поглощая свет, так что трудно было понять, существовал ли он вообще.
На глаза Сенны навернулись слезы. О, она была сейчас ужасно испугана, но в то же время счастлива. А ведь она и не думала, что такое возможно, так как ночь ее «супружеского счастья» закончилась тем, что три лекаря сделали заключение о ее бесплодии.
Но Финниан вернул ее к жизни.
Сев на пол и прислонившись спиной к стене, Сенна придвинула к себе светильник, так что из-под его рогового колпака падал лишь клин бледно-желтого света, освещавший ее колено и один сапог, — этого было вполне достаточно.
Конечно же, она уничтожит эти страницы, но сначала прочтет их в последний раз, чтобы все сохранить в памяти. Все рисунки, наброски и слова будут словно выжжены у нее в мозгу — она непременно все запомнит до мельчайших деталей. А потом сожжет листы — и исчезнет. Потому что у нее не было намерения умирать здесь.
Но как же ей выбраться отсюда? Увы, на этот вопрос у нее пока что не было ответа.
Тихонько вздохнув, Сенна прижала ладонь к животу и, склонившись над листками, принялась за чтение.
Солдаты расположились на ночь в главном зале, где было темно и тепло. И почти все они примостились у стен, растянувшись прямо на полу. Пентони пересекал зал, коротко кивая тем, кто еще не спал.
Заметив Рэрдова, советник замер в изумлении. Барон сидел, навалившись на стол и уткнувшись лицом в ладони. И он производил впечатление мертвого. Но тут он глухо застонал, однако не поднял головы. А Пентони поспешил дальше, так как до наступления рассвета ему еще многое нужно было приготовить.
Выскользнув наружу, советник чуть приоткрыл ворота в стене внутреннего двора, а затем вернулся обратно в зал. Теперь ему оставалось только надеяться, что могучий ирландский воин, уже рисковавший жизнью ради Сенны, чувствовал то же, что и он, Пентони, когда-то рисковавший ради матери этой девушки.
Прошло несколько часов. Странная музыка смолкла, а ночь стала темнее, так как луна зашла. Но звезды по-прежнему блестели, и по-прежнему дул ветер, разносивший вокруг запахи осени.
Глава 58
Темноту ночи сменил перламутрово-серый предрассветный сумрак, но церковные колокола были обязаны молчать еще час, прежде чем зазвонить к утрене. Однако же внутренний двор был уже наполнен суматошной деятельностью и звуками — звоном оружия, стуком копыт и громкими голосами мужчин.
Услышав за дверью тяжелый стук сапог, Сенна вскочила на ноги, держа в руке страницы. Ее сердце гулко стучало, а по спине катился холодный пот. Минуту-другую она прислушивалась, но вскоре все звуки за дверью стихли, и снова воцарилась тишина.
Сенна тяжело перевела дух и повернулась к жаровне, собираясь развести буйное пламя, совсем не похожее на то, каким жаровне предназначалось гореть. Но ведь жаровня эта и не была предназначена для того, чтобы сжигать секретные бумаги…
Наклонившись пониже, Сенна подула на огонь. Когда же пламя взметнулось выше и она потянулась за листками, за спиной ее заскрипели ржавые дверные петли. В следующее мгновение в комнату вошел Рэрдов и проговорил:
— Значит, вы ее сделали?
Резко повернувшись, Сенна наступила на подол юбки, листки разлетелись в разные стороны, но она сейчас смотрела только на Рэрдова. Его грязные взъерошенные волосы торчали клочьями, а лицо покраснело от пьянства. Но больше всего Сенну напугали его глаза — они были совершенно безумными и словно затянутыми плотной белесой пеленой.
Но тут барон увидел лежавшую на столе окрашенную ткань, и взгляд его тотчас прояснился. Взяв лоскуток, он ощупал его, а потом положил обратно на стол и, посмотрев на Сенну, спросил:
— Это те самые страницы? — Он указал на разбросанные по полу листки пергамента.
Она не ответила, а Рэрдов, достав из ножен меч, вытянул его перед собой, словно любуясь им. Потом вдруг взмахнул клинком, отчего по всей комнате, освещенной дрожащим светом свечей, разлетались огненные блики.
— Что вы делаете? — Несмотря на все усилия Сенны, ее голос понизился до шепота.
— Избавляюсь от беспокойства, которое так долго мучило меня, — ответил барон, глядя на нее горящими глазами. Стоя между Сенной и дверью, он снова поднял меч.
Сенна попыталась пробежать мимо него, но Рэрдов обхватил ее рукой за талию и швырнул на пол. Она упала, но тут же, приподнявшись, ударила его коленом между ног.
Барон взвыл от боли, и его глаза остекленели. Сенна же получила передышку, достаточную для того, чтобы откатиться в сторону. Наткнувшись на жаровню и опрокинув ее, она чуть отползла назад и бросила листки в кучку ярко-оранжевых углей. Листки, как маленькие птички, веером разлетелись в воздухе и опустились на пол, но ни один не попал на угли.
— Ах ты сука! — рявкнул Рэрдов.
Пошатываясь, барон шагнул к Сенне и занес над ней клинок.
— Нет! — закричала она и вскинула руки, чтобы защититься от удара меча.
— Сэр, если вы это сделаете, то умрете, — раздался с порога чей-то голос.
Рэрдов тут же оглянулся.
— Пентони?.. — удивился он. — Убирайся!
— Нет.
— Пошел вон!
— Нет.
А Сенна тем временем отползла в сторону и теперь в изумлении смотрела на советника, стоявшего на пороге с мечом в руке. Причем было очевидно, что он сумеет им воспользоваться.
Не спуская глаз с барона, Пентони протянул руку и запер за собой дверь. А спустя секунду за дверью раздались громкие крики, и кто-то крикнул:
— Лорд Рэрдов, вы в порядке?!
Но барон даже не взглянул на дверь. Пристально глядя на своего главного советника, он проговорил:
— Убирайся отсюда, Пентони.
Рэрдов хотел снова повернуться к Сенне, но Пентони тут же шагнул к нему и занес меч для удара. Барон замер на мгновение, потом в ярости прохрипел:
— Я тебя убью, Пентони!
— Скорее я вас, сэр.
От этого ответа Рэрдов начал давиться словами — они с трудом вырывались из его горла. Лицо барона сделалось от ярости огненно-красным, но теперь он стоял, не осмеливаясь пошевелиться.
— Пентони, я ведь дал тебе все, что только можно, — проговорил он наконец. Сенна тем временем успела подняться на ноги и отойти за спину мрачного советника. — Я дал тебе деньги, доверил управление всеми моими землями…
— Но из-за вас я погубил свою душу, — перебил Пентони.
Лицо Рэрдова исказилось, и он заорал:
— Ты погубил ее почти тридцать лет назад, когда задрал юбки той монахине и обесчестил ее!
— Она тогда еще не была монахиней, — возразил Пентони.
