Хиппинг поспешил провести гостя внутрь. Они остановились на верхней площадке лестницы, ведущей в главный зал замка. Воздух здесь был затхлым и холодным. Несколько гобеленов, вяло свисавших со стен, казалось, только усиливали запах плесени. Комната была тускло освещена, но он заметил, что в ней нет ни одного слуги.
Хиппинг тяжело протопал по длинному коридору и отодвинул гобелен, сделав Гриффину знак войти.
С места поднялся Роберт Бомон, граф Лестер. Возле грубо сколоченного стола, занимавшего центральное место в комнате, стояла жаровня. На столешнице в лужицах натекшего с них воска покоилось несколько толстых свечей. Остальная же часть комнаты тонула во мраке. В центре стола помещался кувшин эля, и от двух деревянных чаш падали на столешницу трепещущие тени.
Граф Бомон, человек среднего возраста, обошел стол и тепло пожал Гриффину руку.
Гриффин склонил голову в поклоне:
– Для меня честь и радость встретиться с тобой, милорд.
– Нет, это для меня честь и радость, – возразил самый могущественный граф в королевстве. И после намеренно выдержанной паузы отдал поклон и добавил: – Милорд.
Гриффин промолчал.
– Хорошо вернуться на родину, Язычник? Давно тебя здесь не было.
Гриффин сделал медленный вдох и потер свои огромные ладони. Потом поднял голову:
– Я не думал, что вы знаете. Бомон развел руками:
– Как я мог не узнать? У тебя его глаза.
– А!
Граф бросил взгляд на Хиппинга, остановившегося у двери поговорить со слугой, и сказал, понизив голос:
– Твой отец ведь не предвидел этого, Язычник.
– Чего не предвидел?
– Того, что ты будешь готов как гончая рыскать по всей Англии ради фиц Эмпресса. Он бы тобой гордился.
Угол рта Гриффина искривился в горькой улыбке.
– Он бы стер монастырь с лица земли, прежде чем произнести подобные слова.
Умный взгляд графа не отпускал Гриффина:
– Твой отец, граф Эверут, был великим человеком, Язычник. Лорд, обладающий огромной властью в королевстве, человек чести, советник королей.
– Это всего лишь одна сторона его личности.
Бомон не спеша кивнул, позволяя этому заявлению кануть в тишину, потом сел и сделал Гриффину знак занять место рядом. Он поднял кувшин хиппингторпского эля и принялся наливать его в чашу.
– Твой отец создал графство Эверут и превратил его в нечто такое, о чем можно только мечтать, Язычник. Но потом он изменился или случилось что-то, изменившее его.
– Да. Алчность. Бомон покачал головой:
– Ни твой отец, ни де л’Ами никогда об этом не говорили, но я всегда подозревал.
Сердце Гриффина сделало стремительный скачок.
– О чем?
– Два человека вернулись из крестового похода совсем другими людьми, Гриффин. Одним из них был Жонесс Кент, бедный рыцарь, когда-то не имевший ничего, кроме нового имени – де л’Ами, – и теперь вдруг сказочно разбогатевший. Другим был влиятельнейший лорд королевства – Кристиан Соваж, граф Эверут. Эти двое стали неразлучными друзьями, а потом… – Граф Бомон хлопнул в ладоши. – Все закончилось. Их дружба угасла. Кристиана Соважа не стало, и Жонесс де л’Ами стал новым графом Эверутом. Фу! Скверно попахивает. И за этим что-то кроется.
– Что? – спросил его собеседник, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал невозмутимо и ровно.
Бомон провел рукой по короткой седеющей бороде.
– Что-то, привезенное из Святой земли твоим отцом и Жонессом де л’Ами.
– И что бы это могло быть?
Ответ Бомона был произнесен так тихо, что даже не потревожил пламени свечи, стоявшей перед ним.
– Сокровища.
Кровь Гриффина мгновенно превратилась в лед, как случается, когда внезапный мороз схватывает реку.
– Сокровище? Что за сокровище?
– Сокровище? – переспросил Бомон, поднимая брови. – Я сказал «сокровища», Язычник. Я употребил множественное число. Добыча, привезенная из крестового похода, была фантастической. И твой отец, и де л’Ами вернулись не с пустыми руками. Ходили слухи о том, что эти сокровища спрятаны в подвалах «Гнезда».
Мускулы Гриффина расслабились – его омыла волна жара. Бомон не знал. Никто не знал, несмотря на слухи, ходившие среди посвященных. А Роберт Бомон, граф Лестер, к ним не принадлежал. Все это были догадки. Люди склонны верить слухам, когда речь заходит о деньгах или тайнах.
Обычно эти догадки не озвучиваются. Вслух их осмеливаются высказать только немногие, да и то шепотом. Вслух никто не упомянул о священных сокровищах, насчитывающих тысячу лет. И даже если бы о них заговорили вслух или если бы они оставались только в снах и мечтах, никто не знал, что Хранителем их был Гриффин. Кроме Жонесса де л’Ами.
Он был ближайшим другом семьи, доверенным лицом, крестоносцем и товарищем по оружию Кристиана Соважа, отца Гриффина. И вдруг внезапно, в один момент, злокозненно предал их всех и разбил сердце Гриффина. Алчность погубила самого Кристиана Соважа, а потом на тонких паучьих ножках заползла и в сердце Жонесса де л’Ами и погубила и его.
Он стал клятвопреступником и вором.
Рука Гриффина потянулась к маленькому железному ключику, висевшему у него на шее с тех самых пор, как умер его отец, и это движение было инстинктивным.
– Для меня единственное сокровище – Эверут, милорд, – сказал он смущенно.
Мгновение цепкий взгляд графа удерживал его, потом он сказал:
– Быть посему.
И это случилось, как раз когда Хиппинг вошел в комнату.
– У вас есть все, что требуется, милорд?
– Все, – ответил Бомон. – Оставь нас.
Хиппинг кивнул:
– Я присмотрю за воротами. Он помолчал.
– Сегодня ночью что-то назревает в воздухе. Мои часовые прислали сказать, что на королевской дороге гораздо больше людей, чем должно быть, а некоторые удалились от нее. И среди рыщущих фиц Майлз. Все советники короля разбрелись. Сегодня канун Дня всех святых. И нынче в воздухе чувствуется что-то странное.
Он ухмыльнулся и потер руки.
– Надеюсь, что это или что-нибудь ужасное, или прекрасное. Или то и другое вместе.
Он разразился смехом и выкатился в коридор.
– На этот раз, Язычник, – сказал Бомон, хотя Гриффин не слушал его, а наблюдай за Хиппингом, – убеди меня, что я должен держать наготове своих людей и замки.
Гриффин кивнул, но его взгляд все еще был направлен на Хиппинга, похожего на ручного медведя. В большинстве случаев он подчинялся командам, но к нему никогда нельзя было поворачиваться спиной.
Нет, сюда ни в коем случае нельзя было привозить Гвиневру.
