Ей бы следовало многое знать наперед.
Когда Марк фиц Майлз, лорд Эндшир, провел после смерти ее отца неделю, скупо, как милостыню, отмеривая беспокойство и озабоченность, она должна была догадаться, что грядет нечто ужасное. Марк фиц Майлз был ее ближайшим соседом, союзником отца и самым хищным бароном в разрываемом междоусобицами королевстве Стефана, пожиравшим более мелкие землевладения как кедровые орешки. И, пока Гвин не прибыла в Лондон накануне вечером, он был единственным, кто знал, что ее отец скончался; единственным, кто знал, насколько беззащитен Эверут и сама Гвиневра.
Ей следовало заранее предвидеть все это, ведь отец был очень болен.
Она вскинула подбородок и оглядела заполненную людьми комнату. Отдельные группы мужчин о чем-то оживленно беседовали. Глаза ее щипало. Она не должна была этого допустить. Во всяком случае, не так скоро после смерти отца… Не так скоро. Она старалась не поддаваться судороге, сжимавшей горло и грозившей задушить ее. Не теперь.
Она обещала.
И снова Гвиневра обреченно вспоминала, сколько невыполнимых обещаний дала отцу, лежавшему на смертном одре, потому что тогда просто не понимала всего. Но разве станешь ссориться с умирающим отцом, когда он просит тебя беречь шкатулку с любовными письмами, которыми когда-то обменивался с твоей теперь уже умершей матерью, или когда утверждает, что ты не права, чертовски не права (насчет чего не права?), и просит о чем-то, произнося слова, которых ты не понимаешь, что бы они ни значили. Гвиневра стояла на коленях на холодном каменном полу возле его постели и обещала ему все, что угодно.
Она с трудом сглотнула. Внутри, как извилистые красные языки пламени, змеились напряжение, страх и стыд. Она еще крепче сжала чашу с вином. Где же король? С каждой истекающей минутой фиц Майлз все больше приближался к лакомому и самому сытному блюду – ее дому, грозя поглотить его.
Ей нужно было выпить еще вина. Стремительно обернувшись, она уткнулась прямо в грудь Марка фиц Майлза, лорда Эндшира.
– Силы небесные! – пробормотала она. На резкий звук ее голоса обернулись несколько голов. Вино плеснуло через край ее чаши.
– Леди Гвиневра, – сказал Марк любезно, забирая чашу из ее мокрой руки.
– Отдайте мне, – огрызнулась Гвиневра и вырвала ее у Марка.
В уголках его рта зазмеилась привычная улыбка. Он широко развел руки – воплощенное смирение и невинность.
– Конечно, миледи, вот она.
– Благодарю, что вы возвращаете то, что уже принадлежит мне, как, например, замок Эверут, мое «Гнездо».
– А! – Он склонил обращенную к ней голову. – Так вы уже слышали?
– Слышала?
Марк окинул взглядом комнату.
– В самом деле, слышали. Как услышит каждый, если вы не понизите голос.
– Понизить голос? Можете не сомневаться, лорд Марк, что мой голос будет звучать громко даже в присутствии короля. Да и любого, кто захочет меня слушать. И я буду говорить такое, что ваши уши запылают, огнем.
Он окинул ее платье холодным взглядом.
Глаза Гвиневры превратились в сверкающие щелочки, она не сводила с него взгляда. Ее пальцы, все еще сжимавшие ножку чаши, побелели. Будь эта чаша человеком, он умер бы от удушья.
– Вы будете повторять каждое мое слово? – спросил он со столь естественным любопытством, что она со скрежетом стиснула зубы.
– В таком случае почему бы, Марк, не повторять то, что говорю я, чтобы уж наверняка понять друг друга? – сказала Гвиневра тихо, но голос ее походил на рычание. Вы никогда не получите «Гнезда».
Он покачал головой со снисходительной полуулыбкой, будто обращался к нашалившему ребенку:
– Миледи, вы не понимаете… Я счел ваш замок незащищенным, когда вы уехали и взяли с собой столько рыцарей.
– Значит, вы направили в «Гнездо» свою армию, чтобы защитить меня?
– Гвиневра, мне кажется, что вы и так отлично защищены двумя дюжинами солдат, которыми располагаете. И, должен сказать, что это ваше вступление в город выглядело весьма впечатляюще. Вы поступили мудро, потому что показали силу Эверута всем, кто посмел бы в ней усомниться после кончины вашего отца. Нет, право же, миледи, вы выглядите очень хорошо защищенной.
Губы его снова изогнулись в улыбке.
– А вот замок ваш не был защищен.
Руки Гвиневры сжались в кулаки. Чаша, которую она держала в руке, наклонилась, разбрызгивая на пол вино, но она этого не замечала.
– Я знаю о ваших намерениях, Марк, и мой король о них услышит…
– Вспомните, Гвин, он и мой король тоже.
Последние слова прозвучали как угроза. Возникшее почти осязаемое напряжение заставило ее откинуть голову назад. Губы ее едва шевелились, когда она произнесла:
– Уверена, что король Стефан выслушает меня.
– Но, возможно, и меня он тоже выслушает.
В голове у нее загудело. Комната слегка накренилась, и содержимое ее желудка накренилось тоже.
– Что вы хотите сказать? Он не дал согласия… Он не позволит вам отобрать мою землю!
Уголки его губ приподнялись еще больше, и в его улыбке было что-то встревожившее ее.
– Возможно, он позволит мне начать с вас.
– О чем вы? – Эти слова она произнесла едва слышным шепотом.
Одна его бровь взметнулась вверх:
– Я хочу попросить вашей руки.
Оловянная чаша со звоном упала на пол.
– Никогда! – прошептала Гвиневра. – Никогда, никогда. Я никогда не выйду за вас замуж.
– Даже если под угрозой будет судьба вашего замка?
– Боже милостивый!
– Конечно, леди, если я проявлю добрую волю, обеспечить благосостояние вашим людям будет просто.
Улыбка сползла с его лица, и теперь оно приобрело хищное выражение.
– Это достижимо, если и мое благосостояние будет обеспечено. Их госпожой.
– Вы с ума сошли!
Гвиневра попятилась назад, в толпу. На нее с изумлением смотрели люди, которых она оттесняла.
– Каким бы мой отец ни представлял вас, это мнение было ошибочным.
– Он видел во мне союзника, Гвин, сердить которого было весьма неразумно.
– Я отправила моих рыцарей охранять «Гнездо».
– Знаю. А это значит, что вы остаетесь здесь. Со мной. Порывистым движением Гвиневра поднесла руку ко рту, не в силах поверить в эту подлость. Вся кровь отхлынула от ее лица и бешено помчалась по жилам. Ноги ее стали ватными. Он наблюдал за ней из-под полуопущенных тяжелых век.
Господи! Он собирается жениться на ней здесь, в Лондоне! Он никогда не намеревался забрать «Гнездо» силой, а хотел получить его законным образом, через брак. Осада замка была хитростью, чтобы заставить ее оказаться беззащитной перед ним и положиться на его добрую волю, которая и в лучшие времена была сомнительным товаром.
