– Что бы ты ни говорил, ты не сделал ничего, за что надо просить прощения. Но я скажу тебе другое, что давно хочу сказать.
Она подалась к нему и зашептала у самых его губ:
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Уголок его рта приподнялся, и он прижался лбом к ее щеке. Так они сидели некоторое время. Его руки были на ее бедрах, а она опиралась локтями о его плечи, и волосы Гвин окутывали их обоих темным покрывалом. Время от времени из его уст вырывалось неровное дыхание, но постепенно оно становилось спокойнее.
– Есть ли в наших душах места, требующие защиты? – спросила она тихо.
Его руки сжали ее бедра, потом скользнули вверх вдоль ребер.
– Умница, – пробормотал он. – Теперь мы знаем друг друга изнутри и снаружи.
– Давай будем нежными друг к другу.
– Будем.
К этому времени солнце уже начало всходить. Буря истощила себя и прошла. Яркий ясный желтый свет струился в восточное окно. Долго царила тишина. Они сидели молча, соприкасаясь лбами.
– Скоро прибудет Генрих, – пробормотала она. – Я должна принять меры к тому, чтобы…
Ее голос замер. Она не знала, как закончить фразу. Чтобы сделать что?
– Не волнуйся из-за Генриха.
– Я волнуюсь из-за тебя, – ответила она, и смех ее прозвучал отрывисто и неуверенно.
– У нас с Генрихом долгое знакомство, Гвин. Он меня знает, и я не беспокоюсь.
Она вздохнула с облегчением.
– Скажи мне снова, что любишь меня, – пробормотал он, зарываясь лицом в ее шею.
– Говорю снова, что люблю тебя. Кончики его пальцев прогулялись по ее спине.
– Через несколько часов мы станем мужем и женой, – заметила она тихо.
Он переплел свои пальцы с ее пальчиками и поцеловал их один за другим:
– Мы уже муж и жена.
Эпилог
Дождь омывал маленькую церквушку сверкающим водопадом в течение всей брачной церемонии. Прибыл Генрих фиц Эмпресс, прибыл и продемонстрировал в полной мере свой взрывчатый анжуйский темперамент, но, как было известно Гриффину, ум его был острее языка, и очень скоро он перестал извергать пламенные эскапады, после того как услышал подробные объяснения.
А потом они сидели в парадном зале, беседовали и пили вино, а вокруг них шумело празднество.
– Она умна, – заметил Генрих. – И полна живости. Мне нравятся как раз такие женщины. Но тебе следует держать ухо востро и следить за ней.
– Благодарю за совет, милорд.
Гриффин поднял чашу с вином, салютуя Генриху:
– А тебе советую следить за леди Алиенорой. Генрих разразился смехом, их оловянные чаши соприкоснулись и звякнули.
– И в самом деле следует. Мы оба выбрали женщин с сильным характером.
Гриффин ответил добродушной гримасой:
– Это только одна сторона их натуры.
Он поставил чашу и оглядел зал. Всюду были люди. Они стояли маленькими группками, разговаривали и смеялись. Возле помоста сидел менестрель, перебирал струны арфы и тихонько пел маленькой группе гостей, собравшихся вокруг него. Позже ему надлежало спеть для всех, и в его репертуаре были сказания о свирепых монстрах и отважных рыцарях, о молодоженах и воюющих домах, чье примирение и объединение должно было принести стране мир.
Гвиневра сидела на другом краю помоста, окруженная детьми. Похоже было, что она рассказывает им историю. Гриффин едва заметно улыбнулся. Дети сидели, приоткрыв розовые губки в предвкушении продолжения, с восторгом глядя в ее оживленное лицо и следя за жестами ее изящных рук, пока развертывался рассказ.
Голос Генриха прервал его размышления:
– Хвалю твои начинания, Язычник. Люди здесь довольны, сыты, а для этого потребовалось много усилий.
– Все это дело рук: Гвиневры.
– Возможно, Эверут станет надежным оплотом безопасности на севере.
Он повернул голову и сказал резко:
– Ходят слухи…
Гриффин ожидал этого.
– О чем? – спросил он.
Генрих смотрел на него поверх края оловянной чаши. Его светло-голубые глаза отражались в полированном металле:
– О сокровищах.
Гриффин не спеша кивнул и встретил пронзительный взгляд Генриха:
– Мой господин, помни: ты узнаешь все, что тебе нужно будет узнать, и получишь все, что тебе положено. Эверут останется верным тебе.
Некоторое время Генрих смотрел на него, по-видимому, взвешивая, позволить ли Гриффину эту маленькую уловку, когда на кону стоят сокровища. Но что-то удержало его от возражений.
Возможно, тайное осознание того, что когда-то его дед отдал свои богатые анжуйские владения ради того, чтобы жениться на ведьме и стать королем Иерусалима, а возможно, понимание, что судьба уже подарила рыцарям-тамплиерам богатые земли по всей Англии. Но не исключено было и то, что он решил: сокровища, хранящиеся в тайнике, и вполовину не так ценны, как сокровище крепкой дружбы и союза. Что бы за этим ни крылось, но Генрих кивнул.
– Да, Эверут останется верным. Я это знаю. Или по крайней мере, – он снова поднял чашу, – ты останешься.
Гриффин склонил голову:
– Да, милорд.
Позже ночью он сидел на постели, глядя на спокойный сон Гвиневры, распростертой под меховыми одеял’Ами. Когда она засыпала, лицо ее на мгновение осветилось слабой улыбкой. И, если он хоть немного был причастен к ее счастью, эта улыбка была ему наградой.
У Гриффина было по крайней мере еще одно обязательство перед ней – прочесть документы, найденные в ее шкатулке.
Он собрал все свитки и, сидя на краю постели, читал их, пока Гвин спала рядом. Гриффин низко склонился над ними, разбирая латинские и еврейские буквы, роясь в памяти при свете свечи, блики которой играли на его лице. Он достаточно быстро понял, что документы представляли собой карты, но один из них содержал инструкции.
Он был так погружен в перевод, что, когда ему открылся смысл текста, от изумления разразился смехом.
Гвин подняла голову.
– Гриффин? – спросила она сонным голосом.
– Ты знаешь?
– Знаю что?
Гриффин жестом указал на бумаги:
– Что я должен с этим сделать?
– С сокровищами? – Она приподнялась, опираясь на локти. На щеках ее остались тонкие розовые полосы от простыни. – Алекс сказал, что это знают только Наследники и Хранители.
– Возможно, я и Наследник, но никогда прежде не чувствовал себя подлинным Хранителем. А теперь, – он указал на бумаги, – а теперь, чтобы узнать это, я принимаю на себя бремя этой судьбы. Я становлюсь Хранителем.
