– Вы находите это забавным?
– Нет.
Он покачал головой.
– Я просто… не ожидал такой непосредственности от молодой леди.
– Ах это! Ну, я привыкла говорить и делать многие вещи, которые так свойственным и мужчинам.
Его бровь поднялась дугой.
– Неумение сдерживать себя и богатый выбор ругательств, – ответила она на его невысказанный вопрос с некоторой небрежностью.
– Богатый выбор ругательств, – повторил он задумчиво. – И несдержанность. Интересно, что еще?
– Отсутствие рассудительности, когда речь идет о выборе пути, и при этом нежелание воспользоваться чужой помощью, – сказала Гвин.
Казалось, эти высказывания его не обескуражили. В его глазах появилась теплота. Теперь в них заплясали смешинки.
– Но я не заблудился, мистрис.
– А вот я заблудилась.
– Ну, тогда благодарите Господа, что вы со мной.
Она фыркнула совсем не как леди и поднялась на ноги, но у нее снова закружилась голова и она покачнулась. Он соскользнул с седла и поддержал ее.
– Я уверена, что смогла бы дойти, если бы нашла свою лошадь, – сказала она слабым голосом.
Его рука оказалась у нее на спине, бедро прижималось к ее бедру. Он сжал губы, будто собирался что-то сказать, но раздумал.
Гвин попыталась отстраниться, потому что жар, исходивший от его тела, был нестерпимым. Когда она отпрянула от него, волосы ее запутались в бесчисленных металлических кольцах его кольчуги. Они смотрели друг на друга сквозь завесу ее черных волос, потом с едва слышным вздохом он наклонился, чтобы распутать их. Гвин терпеливо ждала, пока он осторожно отцеплял каждый локон от кольца и высвобождал.
Умиротворяющее тепло проникло в ее сердце. Она вздохнула. На нее смотрели глаза с на диво длинными ресницами.
– Как вы себя чувствуете?
Боль из затылка переместилась вперед, ко лбу.
– Хорошо.
Он высвободил последний ее локон и расположил волосы вокруг лица мягкими волнами.
– Сейчас вы могли бы улететь.
Дыхание его коснулось ее уха.
– Ч-что?
– Вы могли бы просто улететь и таким образом избежать преследования. Ваши волосы мягкие, как птичьи перья, и черны как вороново крыло. Я буду звать вас Рейвен
[3]
.
На нее накатила волна тошноты. Голова запульсировала болью, и она едва слышно застонала.
В желудке забурлило, содержимое его порывалось излиться наружу. Этого не должно было случиться в присутствии рыцаря и посреди большой дороги.
– О Боже! – застонала она.
– Не пытайтесь сдержаться, – пробормотал он, отводя волосы, упавшие ей на лицо. Но они выскользнули, и он приподнял эти пряди и зажал в руке.
– Я и не могу! – закричала она, и ее тотчас стошнило.
Он подвел ее к полому стволу дерева, заполненному дождевой водой, и умыл. Потом освежил ей голову и дважды сумел рассмешить, чего она едва ли ожидала, принимая во внимание обстоятельства.
– Хорошо, – сказала она дрожащим голосом, когда с этим было покончено. – Теперь можно подумать об обороне моста.
С минуту он пристально смотрел на нее, потом его рот слегка приоткрылся, обнажив белые зубы, и он принялся хохотать. Это был раскатистый уверенный мужской смех.
– Да. У них не было бы ни малейшей надежды выдержать нашу атаку, Рейвен.
Она ответила слабым смехом:
– Ни малейшей.
И тут она снова потеряла сознание.
Глава 6
Она очнулась на мягком мху. Провела по нему пальцами, потом почувствовала, что опирается спиной о что-то твердое – сухую кору дерева. Ее спаситель сидел перед ней на корточках.
– Как давно? – пробормотала она прерывистым шепотом.
Он пожал плечами.
– Минуту. Может быть, две.
– Боже мой!
Она заставила себя выпрямиться.
– Примите мои извинения.
Он поднялся и провел руками по бедрам.
– Извинений не требуется. Вы перенесли испуг, рукопашный бой, сильный удар по голове и чуть не вышли замуж. Этого вполне достаточно, чтобы любую девушку заставить упасть в обморок.
– Я не падаю в обмороки, – возразила Гвин, с трудом поднимаясь на ноги. – Я потеряла сознание, а прежде со мной никогда такого не бывало.
Он свистнул коню, вскочил в седло и протянул ей руку.
– Вы не слишком высокого мнения о мужчинах, Зеленоглазка, но ваш выбор невелик. Я не увезу вас против вашей воли.
– Тогда…
– Я вас не оставлю.
Гвин опустила голову. Она услышала его приглушенное проклятие, почувствовала, что ее поднимают на лошадь, и оказалась прижатой спиной к его крепкой мускулистой груди.
– Мне надо д-добраться до дома, – пробормотала она.
– А где этот дом?
Она шмыгнула носом:
– В аббатстве Святого Альбана.
Наступила короткая пауза.
– Вы что, монахиня? Не могу в это поверить. На ее лице появилась слабая улыбка.
– Ну, принимая во внимание, что начинается буря, а люди Эндшира рыщут поблизости, – пробормотал он, – есть и другие места. Я отвезу вас туда, где безопасно, тепло и сухо.
– Но…
– А позже, даю слово, доставлю в аббатство Святого Альбана.
Страх и недомогание, соединившись, подвигли её на то, что она переступила границы приличий и здравого смысла. У нее оставалось смутное представление о том, что их разделяет только его порванная туника. Она как в тумане вспоминала, как это мощное и теплое теле прижималось к ней, и не чувствовала того, что металлические кольца врезаются в кожу.
Его руки некрепко обнимали ее, потому что он еще должен был держать поводья своего Нуара.
К тому же она говорила с ним. Говорила, потому что ночь была темна и надвигалась буря. Говорила потому что паника поднималась в ней и страх начал бы кусать ее за пятки, если бы она молчала.
При этом она пыталась поведать ему все мельчайшие подробности своей светской жизни.
Краешком сознания она понимала, что ее откровения льются бесконтрольно, как водопад.
Иногда он кивал в ответ или произносил какую-нибудь односложную реплику, и тогда Гвин, запинаясь, начинала рассказывать, как ей недостает матери и отца, теперь тоже почившего, и как тяжело быть одной на целом свете.
Своей болтовней Гвин пыталась обрести душевное равновесие, наконец это удалось и она погрузилась в молчание. Она откинула волосы с лица и вопросительно посмотрела на него.
