— Не бери грех на душу. Если не хочешь, чтобы я у тебя прямо
здесь на диване скончалась, выпусти меня за ворота. Пусть я лучше там умру.
Мои стоны не могли не подействовать на охранника. С одной
стороны, ему было жаль меня, а с другой стороны — он был обязан неукоснительно
выполнять инструкции.
— Я не могу тебя отпустить. Меня самого тогда грохнут.
— Но ведь ты отпустишь меня не просто так, а умирать. Это
совсем разные вещи.
— Да что ж мне с тобой делать?..
— Отпусти.
— Это исключено.
— Я сейчас, наверно, умру: ты только посмотри, как меня
скрутило. Дай мне воды…
Охранник подошел к столу, на котором стоял графин с водой, а
я быстро вскочила с дивана и, не помня себя, схватила стоящую на тумбочке
пустую бутылку. Размахнувшись что было сил, я ударила охранника по темени и
сама закричала от страха. Охранник издал жалобный стон и с грохотом повалился
на пол.
Глава 18
Посмотрев на лежащего на полу мужчину, я закрыла лицо руками
и принялась мысленно убеждать себя в том, что я должна была это сделать, потому
что в противном случае я бы не смогла отсюда выбраться. Я понимала, что не
должна даже интересоваться тем, жив ли этот мужчина или умер. Даже если он жив,
то я все равно не смогу ему помочь, потому что сейчас у меня появился шанс
подумать о себе. Выбежав за ограду дома, я съежилась от холода и пошла вдоль
леса по грязной проселочной дороге. Дождь становился все сильнее. Я шла босиком
прямо по лужам. Для того чтобы отвлечься и не обращать внимания на холод, дождь
и окончательно замерзшие босые ноги, я стала петь какие-то незатейливые песенки
и думать о своей несчастной судьбе. В моей жизни было достаточно мужчин,
некоторых из них обидела я, некоторые обидели меня. Наверно, сейчас я
расплачивалась за свои грехи, которых стало так много, что в небесной
канцелярии посчитали, что мне пора платить по счетам. Ко мне отнеслись с такой
строгостью, потому что я не хотела и не умела раскаяться.
Я всегда боялась любви, потому что мне казалось, что любовь
делает меня слабой и безвольной. Я боялась душевной боли, страданий и
одиночества. Я позволяла себя любить, но никогда не открывала до конца свою
душу и всю свою жизнь боялась потерять эту проклятую независимость. Я НИКОГДА
НЕ БЫЛА ЛИДЕРОМ, НО И НИКОГДА НЕ ПОДЧИНЯЛАСЬ ТОЛПЕ. Из-за своей импульсивности
и излишнего упрямства я наделала слишком много ошибок. Меня всегда привлекали
люди, которые были или подлецами, или непредсказуемыми и неблагонадежными
типами, и именно из-за этого я часто попадала в малоприятные ситуации. Я и сама
не знала, как это получалось: то ли я подсознательно выбирала этих людей, то ли
эти люди выбирали меня. Так же вышло и с Лешкой. С самого первого дня нашего
знакомства Лешка морально давил на меня, желая видеть меня такой, какой бы ему
хотелось. Я умею идти на компромиссы, и я позволила ему почувствовать, что я
подчиняюсь его воле. Между нами всегда была борьба: Лешка спешил продемонстрировать
мне свою силу и превосходство, а я тут же старалась их подавить. Я хотела более
ровных и спокойных отношений, но мы оба, наверное, были на них не способны.
Дождь становился все сильней и сильней. Почувствовав, что
мои ноги окончательно онемели от холода, я села под ближайшее ко мне дерево и
стала растирать мокрые, ничего не чувствующие ноги. Я смотрела на дождь,
дрожала от холода и думала о том, в какую же глушь меня занесло. Дорога вела
непонятно куда, а поблизости не было ни одного строения. Когда я услышала звук
подъезжающей машины, мне показалось, что я уже не смогу встать, так как мои
ноги совершенно меня не слушались. И все же я смогла подняться и на негнущихся
ногах, как на ходулях, подошла к дороге. Убедившись в том, что показавшаяся
вдали машина принадлежит не Олегу, решила, что хуже мне уже не будет, выскочила
на дорогу и стала размахивать руками.
Машина успела притормозить, но я не удержалась на ногах и,
упав прямо на капот, закричала:
— Мне нужно в Москву! Пожалуйста! В Москву!
При этом я пыталась сквозь тонированные стекла разглядеть,
кто же именно сидит за рулем автомобиля. Как только дверь машины открылась, я
вновь закричала:
— В Москву! — и взглянула на вышедшего из машины мужчину.
— Тебе что, девка, жить надоело?!
Тем временем я пристально разглядывала мужчину, сразу
заметив в его глазах ярко выраженное недоумение. Я не сомневалась в том, что я
видела этого человека где-то раньше, но только не могла вспомнить где.
— Снеговик, а что ты тут бродишь в лесу раздетая?
Прищурив глаза, я задумалась на мгновение и прошептала:
— Стае.
Мужчина внешне заметно изменился — это был совсем другой
Стае. На этот раз он был лысым, без усов, а его глаза поменяли свой цвет.
— Где твои волосы? — трясясь от холода, спросила я его и тут
же сама ответила: — Это был парик!
— Снеговик, а ты что тут делаешь?
— Погулять вышла.
— Что? — опешил Стае.
— Я же тебе сказала, проветриться вышла.
— А почему босиком? Ты же ноги отморозишь.
— А что ты обо мне так заботишься? Тебе какая разница?
Раньше надо было обо мне заботиться, а не подсыпать мне клофелин в воду.
— Ты сбежала, что ли?
— Я же тебе сказала, что я погулять вышла.
— Иди в машину ноги греть, дура! Ты же без ног останешься!
Вместо этого я слезла с капота, попробовала бежать, но тут
же села в лужу, поджала под себя уже ничего не чувствующие ноги и завыла от
боли и холода. Стае подошел ко мне вплотную и со словами:
— Куда ты собралась бежать, дура? — за шкирку потащил меня к
машине.
Я не сопротивлялась, потому что мне казалось, что я уже
теряю сознание. Говорят, когда человек замерзает, его просто клонит в сон.
Посадив меня на пол рядом с задним сиденьем, Стае вытащил из кармана носовой
платок, вытер руки и брезгливо сказал, словно собаке:
— Сиди внизу. Не вздумай лезть наверх, а то сиденье
запачкаешь.
Последняя фраза впечатлила меня настолько, что я не
придумала ничего более умного, как в знак согласия гавкнуть. Жаль, что у меня
не было хвоста, а то я бы обязательно им замотала.
— Дура ты, — фыркнул Стае и сел за руль.
— Печку включи на полную мощность!
Стае включил печку и произнес задумчивым голосом:
