– Помню, – усмехнулся Голкомб. – Я нашел Перри Мейсона в
мотеле «Слипвелл». Приехал туда со свидетелем Гошеном. Мы поехали совершить
опознание. И совершили.
Сержант Голкомб с удовлетворением улыбнулся, вспомнив
события того вечера.
– Что произошло, когда вы туда прибыли? – спросил Бергер.
– Мы отправились в мотель. Сведения об этом, должно быть,
просочились к журналистам, потому что, когда мы приехали, там было полно
фоторепортеров из газет. Когда мы подъехали, они начали делать снимки. Я не
успел сказать, чтобы они этого не делали.
– Что было потом?
– Когда начались вспышки, Мейсон, который находился в домике
номер шесть, очевидно, вместе с тем Джерри Ландо, который зарегистрировался в
регистрационной книге… Ну, Мейсон выбежал и, увидев фоторепортеров, закрыл лицо
шляпой, чтобы помешать им сделать снимок, но они так и начали стрелять своими
вспышками. Видя, что попал в западню, он повернулся и пошел обратно в домик.
– Вы пошли за ним?
– Нет.
– Почему нет?
Сержант Голкомб улыбнулся и сказал:
– Мне это было не нужно. Я достиг того, чего хотел.
Свидетель Гошен, который был со мной и видел Мейсона, выбежавшего из дома и
возвращающегося, рассмотрел рост и сложение Мейсона и определенно опознал его
как человека, которого видел около гаража в то время, когда было совершено
убийство. Обвиняемую Люсиль Бартон он опознал раньше.
– Способ представления доказательства не согласуется с
законом, – провозгласил судья Осборн. – Свидетель Гошен должен говорить сам за
себя.
– Он и будет говорить, – пообещал Гамильтон Бергер. – Я
только принял вызов Мейсона и представляю доказательства, о которых говорил.
Прошу, ваша честь, обратить внимание на то, что это заняло у меня меньше
двадцати минут.
– Очень хорошо, – сказал судья Осборн. – Это, конечно,
необычно и еще ни разу не встречалось, чтобы защитник не провозгласил протеста
против этих, основанных на слухах доказательствах.
– Ваша честь, это не слухи, – запротестовал сержант Голкомб.
– Я был при том, когда Гошен опознал Мейсона. Я слышал, что он говорил.
– Именно это я и называю слухами, – сказал судья Осборн. –
Вы не знаете точно, был ли тот мужчина у гаража действительно Перри Мейсон. Вы
знаете только то, что говорил свидетель. Он должен сам говорить за себя.
– Он будет говорить, ваша честь, – быстро вмешался Бергер. –
Я вызову его сразу после сержанта, если пожелает суд.
– Так прошу закончить показания этого свидетеля, – сказал
судья Осборн.
– Я уже закончил, – торжествующе объявил Бергер.
Сержант Голкомб поднялся со своего места.
– Минуточку, – произнес Мейсон, – я хотел бы задать
свидетелю пару вопросов в связи с этим опознанием в мотеле «Слипвелл». Сержант,
вы меня давно знаете?
– Да.
– Вы опознали именно меня, когда я выбежал из домика? В
присутствии Гошена вы воскликнули: «Вот он. Это Мейсон!» – или что-то в этом
роде?
– Мне незачем было что-то говорить. Он узнал вас сразу,
когда вы выбежали.
– Может быть, вам незачем было говорить так, но у вас все же
вырвались эти слова?
– Может быть, так.
– Мужчина, который выбежал, заслонял лицо шляпой?
– Вы заслонили свое лицо шляпой, чтобы помешать репортерам
сделать свое дело.
– Потом этот мужчина отвернулся и пошел к домику?
– Да, именно так вы и поступили.
– Как далеко этот человек отбежал от домика, прежде чем
решил вернуться?
– Не больше двенадцати-пятнадцати метров.
– И там было несколько фоторепортеров?
– Да.
– Откуда вы знаете, что это были именно фоторепортеры?
– Ну… я…
– Значит, вы приняли их за фоторепортеров?
Голкомб ответил саркастически и зло:
– Да. Я только глупый полицейский. И когда газета дает мне
сведения, когда я вижу этих парней с фотоаппаратами, «блицами» и что там у них
есть еще, я сразу верю, что это газетчики. О чем тут думать!
– Ах, вы, значит, получили сведения от газеты?
– У меня свои источники информации.
– Как вы узнали о моем приезде в мотель «Слипвелл»?
– Мне пропела это птичка, – засмеялся Голкомб.
– И когда вы туда приехали, там уже было с полдюжины
фоторепортеров?
– Да.
– Кто-нибудь из них сфотографировал вас?
– Да.
– Может быть, вы запомнили кого-нибудь из них? Вы бы их
узнали, если бы опять увидели?
– Ну, не знаю, – ответил Голкомб. – Я…
– Если вы можете опознать человека, выбегающего из дома,
почему вы не можете опознать кого-либо из фоторепортеров?
– Честно говоря, это не очень легко, когда вспышки бьют
прямо в глаза. Я…
– Значит, вспышки ослепили вас? – заметил Мейсон.
– Но не так, чтобы я не мог вас узнать, – провозгласил
сержант Голкомб.
– Понятно, – улыбнулся Мейсон. – Вспышки ослепили вас
настолько, что вы не смогли бы никого узнать, но не до такой степени, чтобы не
смогли узнать меня.
– Я этого не сказал.
– Так как же выглядели эти фоторепортеры? Можете их описать?
– Некоторых – да.
– Пожалуйста.
– Тут же около меня, – сказал сержант Голкомб, – стоял
фоторепортер, который подошел ближе и первый сделал снимок. На нем был черный
плащ.
– Сколько ему могло быть лет?
– Я не приглядывался к нему так, чтобы мог сказать, сколько
ему лет. Он был еще не стар.
– Какого роста?
– О, достаточно высокий… может быть, такой, как вы.
– Какого сложения?
Голкомб внимательно посмотрел на Мейсона:
– Примерно вашего.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет. Я говорил уже, что смотрел на вас, когда вы выбежали.
Вы бежали прямо из домика, закрывая лицо шляпой, в свете автомобильных фар и
держались так, как адвокат, запутавшийся в сетях своих собственных интриг и…
– Хватит! – прикрикнул судья Осборн, ударяя молотком по
столу. – Сержант Голкомб, вы хорошо знаете, что так нельзя.
