– А я этого и не скрываю. Ты расскажешь врачам, кто ты
такая. Они найдут твоего отца. Меня посадят за то, что я тебя удерживал, а,
может, твой батя меня шлёпнет. Хотя, ведь если так разобраться, то он мой
должник. Я же спас жизнь его дочери. Уж не забудь потом рассказать ему об этом.
Так что, рисковать и возить тебя по больницам я не хочу. Тем более, знахарь
сказал, что ты потом сможешь ходить.
– Не верю я ему.
– Его слова пророческие. А если не пойдёшь, то, когда мы к
твоему отцу придём, он всех врачей на уши поставит и всё возможное сделает. За
это можно не переживать.
– Как же мы к нему придём, если я ходить не умею.
– Не беспокойся. Я тебя к нему на коляске привезу.
– И когда это будет?
– Когда будет штамп в паспорте и брюхо. Чем быстрее
забеременеешь, тем быстрее своего отца увидишь.
Однажды, вернувшись из посёлка, Сашка привёз на арендованном
грузовичке инвалидное кресло и посадил меня на него.
– Чьё это кресло? Ты его купил?
– Да где бы я его купил? У нас здесь такие не продаются.
Просто там в одном доме дед парализованный жил.
– И что с ним сейчас?
– Он умер, а кресло осталось. Можно сказать, что мне его
подарили.
– Так оно после покойника?
– Послушай, а тебе какая разница? Всё же лучше ездить на
кресле, чем лежать дома и тупо смотреть в потолок. Теперь ты хоть природу
увидишь и свежим воздухом можешь дышать.
– И хоть как-то по хозяйству сможешь мне помогать, –
добавила Зина. – Я что, козёл отпущения? При живой невестке всё хозяйство на
мне!
– Да вы всё хозяйство пропили, – пристыдила я Зину. – Сами
жалуетесь, что у вас то кролики, то куры дохнут.
– Не смей моей матери замечания делать, – прикрикнул на меня
Сашка и показал мне кулак.
Я выехала на коляске на улицу, держа Олигарха на коленях, и
наконец смогла увидеть, где нахожусь. Кругом лес. Несколько изб, находящихся
друг от друга на приличном расстоянии, и вновь лес. Густой, опасный и местами
непроходимый. Я и не видела такого никогда.
Мои руки уже вовсю меня слушались, я могла поднимать ноги,
но вот позвоночник... Позвоночник отказывался меня слушать. Вставать и, уж тем
более, ходить я не могла. Зина со своим выродком пьянствовали каждый день, к
ночи напивались до чёртиков. Иногда у них были галлюцинации, и их посещала
белая горячка. В такие минуты я старалась не попадаться им под руку, укрывалась
одеялом с головой, потому что боялась за свою жизнь. Сашка от кого-то
отстреливался, искал какие-то деньги. А Зина ходила по дому и ловила невидимых
курочек.
Сбежать отсюда было невозможно. Даже теперь, когда у меня
появилась коляска. Я выезжала во двор, с горечью смотрела на дорогу и понимала,
что отсюда нереально добраться до цивилизации. Если бы мои ноги ходили... Тогда
бы ещё можно было что-то придумать, а в данной ситуации об этом было немыслимо
даже мечтать. Наиболее кошмарными были те моменты, когда Сашка лез ко мне заниматься
сексом. Единственное, что успокаивало, так это то, что всё происходило слишком
быстро и не нужно было долго терпеть. Я закрывала глаза, морщилась от
брезгливости и ждала, когда же это закончится. С потенцией у этого выродка были
реальные проблемы. Оно и понятно, столько пить! Он кончал либо сразу, либо у
него просто ничего не стояло, и он с фразой о том, что «сегодня плохой ветер, и
его паруса не надулись», шёл глушить самогонку.
В день нашей свадьбы меня здорово напоили. Утром хорошо
поддатый Сашка ударил меня по голове и заставил пить самогонку.
– Если сегодня в ЗАГСЕ не скажешь, что хочешь выйти за меня
замуж, убью, – попытался напугать меня будущий муж. – Тут лес кругом. Я с тобой
церемониться не буду. Порублю на куски и отдам на съеденье зверям. Сейчас в
лесу как раз с кормом плохо.
Я сидела в своей коляске с глазами, полными слёз, и
чувствовала, как от самогонки всё вокруг плывёт перед глазами. Зина надела на
меня какое-то допотопное грязное платье, которое, по всей вероятности, было
когда-то белым, и из точно такого же старого пожелтевшего и пыльного куска тюли
сделала мне фату.
– Мама, ну что ты её так нарядила? – возмущался Сашка,
который, в отличие от меня, выглядел вполне прилично, если, конечно, не считать
его красного пропитого лица и синего носа.
Он надел достаточно дорогой костюм, который носил ещё в то
время, когда работал охранником у моего отца, и не менее дорогие ботинки. Рядом
с ним я выглядела настоящим чучелом. Но пьяной Зине казалось, что я очень даже
ничего. Третий сорт не брак.
– Мама, что это за убожество? – Сашка смотрел на меня
взглядом, полным ненависти. – Это же ЗАГС, а не цирк «шапито».
– Сына, а что тебе не нравится? – недоумённо разводила
руками пьяная Зина.
– А что здесь может нравиться?! Это же шмотьё «прощай
молодость»!
– А мне кажется – ничего. Я хотела это платье на половые
тряпки пустить. А оно, оказывается, ещё пригодилось. Старенькое, но сносу ему
ещё ой сколько не будет. Да и тюль тоже зря не пропал.
– Мама, это не тюль, а сущий кошмар! Зачем ты вообще ей этот
тюль на голову натянула?
– Так фата же нужна! Он же невеста.
– Она в этом тюле не на невесту похожа, а на гардину! –
возмущался Зинин сынок. – Ты ещё шторку на неё повесь.
– Сына, ты этот тюль просто не помнишь. Когда ты был совсем
маленький, я подушки одну на другую ставила и их накрывала. Правда, тюль тогда
новенький был, но и сейчас он ещё ничего.
– Да сколько времени с тех пор прошло! Тюль уже моль проела.
Он жёлтый весь. Ты им реально пыль вытирала. Как будто мы это пугало только что
из чулана достали.
– Сыночка, не ругайся на мамочку. Можно было ей нормальное
платье с фатой купить, но у нас нет таких денег. Она и так на нас мёртвым
грузом висит. Ест, пьёт, живёт, а мы с нее ещё копейки не поимели. Получается,
что только она нас объедает, и всё. А все эти мечты о богатой жизни призрачны.
– Мама, Аська – это наш капитал. Потом всё с лихвой
окупится.
Я не обращала никакого внимания на их перепалку и пила
самогонку. Выпив, я почувствовала себя значительно легче. Мне так понравилось
уходить от реальности и ни о чём не думать. Пусть хоть ведро наденут на голову
и везут в ЗАГС, какая теперь уже разница!
– Мама, уже опаздываем на регистрацию! – рвал и метал Сашка.
