Троянов потер руки:
– Показывай, что там.
Мой расчет оправдался: компьютерщик за считанные минуты справился с задачей и вручил
мне стакан с крышкой.
– Ничего особенного, на мой взгляд, обычная кофемолка. Никаких обещанных в
инструкции функций взбивания и прочих нет. Внутри вертится нож, он рубит овощи, или что
там нужно туда засовывать.
– Спасибо, – обрадовалась я и, вытащив из кармана зазвонивший телефон, поспешила в
подземный паркинг, говоря на ходу: – Алло… Кто это?
– Вас приветствует диета Розы Гавриловой, – произнес бархатный тенор. – Пора принимать
завтрак!
– Минуточку, сейчас двадцать три ноль одна. Вы уверены, что настало время первого
приема пищи? – спросила я.
Естественно, никто мне не ответил, раздалось пожелание:
– Завтрак – главная еда дня. Откройте коробку и приступайте. Хорошего аппетита.
– И вам того же, – хмыкнула я. – Вот доберусь до дома и слопаю очередную вкусняшку.
Вырулив на шоссе, я позвонила Ивану Никифоровичу:
– Вы еще не спите?
– Сижу, как идиот, у телефона, – мрачно ответил шеф. – Пока ничего.
– Можно мне заехать? – осведомилась я.
– Валяй, – разрешил он.
//-- * * * --//
Сев у шефа на кухне, я решила пренебречь приличиями и начала разговор не с обсуждения
погоды, а сразу задала вопрос в лоб:
– Вы проверили Лору, когда поняли, что у вас серьезные отношения?
– Конечно, – подтвердил босс.
– И что? – напряглась я.
– Ничего, – пожал он плечами, – биография обычной российской женщины.
– Откуда у Селезневой деньги на просторное жилье в центре столицы? – беспардонно
поинтересовалась я.
Иван Никифорович почесал кончик носа и завел подробный рассказ.
Оказывается, от покойного супруга у Лоры осталась довольно большая библиотека.
Андрей Ильич был библиофилом, собирал книги. Особых денег у него не было, раритеты он
приобрести не мог, но постоянно ходил по букинистическим магазинам, рылся в развалах на
рынке и тащил в дом потрепанные фолианты, уверяя, будто обнаружил удивительный
раритет. Потом выяснялось, что Леонов ошибся, приобрел издание, вышедшее, скажем, в
тысяча девятьсот тридцать девятом году. Ну да, оно старое, но особой ценности не
представляет, потому что том является девятым из собрания сочинений никому не
известного писателя Пупкина-Волгодонского, напечатанного многомиллионным тиражом.
После смерти мужа Селезнева долго не могла выбросить ни одной его вещи, тогда вдова
жила в небольшой комнате густонаселенной коммуналки. О том, чтобы повесить полки в
коридоре или переоборудовать под домашнюю библиотеку кладовку, даже речи не было. Это
в собственной квартире можно забить литературой и прихожую, и кухню, и даже санузел, а в
общей… Короче, Лора продолжала жить, лавируя между стопками книг на полу. Но в конце
концов она решилась-таки избавиться от «библиографических редкостей».
Она человек аккуратный, обстоятельный, к тому же свободно управляется с компьютером.
Желая понять, какие книжки все же можно продать, чтобы получить хоть какой-нибудь
доход, а от чего следует безжалостно избавиться, Лора загрузила специальную программу
«Букинист» и с ее помощью сама стала оценивать оставшееся от Николая Ильича
наследство. Для начала пролистывала страницы книги, проверяла все ли на месте, осматривала переплет, а потом искала в таблице имя автора, год выхода, название
произведения и примерную сумму.
В одном из томов ей попалась старинная открытка – кто-то из прежних владельцев книги, похоже, использовал ее вместо закладки. Вдова внимательно рассмотрела находку.
На ее вешней стороне были напечатаны слова «Открытое письмо» и имелось место под
адрес. Ниже шла инструкция, гласившая: «Открытое письмо должно быть сполна оплачено
государственною почтовою маркою. На оной стороне помимо адреса нельзя ничего писать».
Дотошная Лора разобрала на штемпеле дату «1873 год», залезла на сайт филокартистов [12 -
Филокартист – собиратель почтовых открыток.] и ахнула: Николаю Ильичу таки удалось
отыскать раритет. Только это была не книга, а одна из первых российских открыток, которые
сейчас являются мечтой каждого коллекционера, но есть у считаных собирателей, потому
что их сохранилось ничтожно мало.
Лора Павловна удачно продала находку за хорошие деньги, избавилась от комнаты и
приобрела двушку в центре.
– Ясно, – кивнула я. – А почему Селезнева начала преподавать домоводство?
– Она очень уставала на своей работе, – пояснил Иван Никифорович. – Профессия была
когда-то освоена ею по приказу авторитарного отца, который решил все за дочь. Лора с
юности хотела стать учительницей, но он этому воспротивился.
– Странно, – удивилась я. – Знаю о родителях, которые костьми ложатся, чтобы не пустить
дитятко на сцену. Слышала о матери, не разрешившей дочке стать врачом, потому что
«незачем девочке чужих мужчин ощупывать». Но преподаватель… Это же благородная, уважаемая во всем мире профессия.
Иван Никифорович включил чайник:
– Хочешь бутерброд? С колбасой или сыром?
Паста Чунь подняла голову и заворочалась в моем желудке. Я поспешила отказаться:
– Спасибо, нет. Стараюсь не есть по вечерам, но все равно толстею.
Босс бросил в кружку пакетик с заваркой.
– А мне кажется, ты осунулась. Ну да ладно, как знаешь… Павел Селезнев был очень
жадным человеком. Он любил говорить дочери: «Зачем людям дети? Чтобы в старости не
голодать на копеечную пенсию. Стукнет мне шестьдесят, уеду в деревню, заведу кур, козу, а
