если человек один прибыл, то никого постороннего к нему в комнату не заселят. И отцу
после двухнедельного пребывания в лечебнице сразу легче делалось, камни у него в
желчном пузыре были. Ну да, у него был не самый легкий характер, но маме не следовало
его грызть.
– А вы почему пришли? – наконец догадался спросить Степан.
– В деле, связанном с исчезновением Юрия Николаевича, выявились новые обстоятельства, которые требуют проверки, – обтекаемо ответила я.
Зинаида схватила мужа за руку и так сильно сжала ладонь Степана, что тот ойкнул, а потом
забормотал, как в начале разговора:
– Ну мы ваще ничего не знаем. И все уже в полиции рассказывали. Че могло случиться?
Мы давно поняли: нет тестя в живых.
– Вы помните день, когда пропал Юрий Николаевич? – спросила я.
– Мы с ним повздорили, – всхлипнула Зина. – Из-за балерины, вернее, из-за той девицы, что фигурку на чайник сменяла. Отец чушь про сведенную татуировку понес, я не
сдержалась, начала с ним спорить. В общем, выставил папа нас со Степой вон. Был на
редкость агрессивным, я его таким и не помню. Обычно он просто нудил, а тут табуреткой
запустил.
– Верно, – согласился Степан, – он никогда себя так не вел, разбушевался по полной. Я
тоже психанул, хотя раньше всегда сдерживался.
– На погоду ты среагировал, – с видом знатока заметила Зинаида. – Я вообще-то не
приучена родителям хамить. У меня мама такая была: если я слово поперек скажу, сразу мне
по губам чем ни попадя. Один раз она горячие щи мешала, а я чего-то заявила, ну и получила
поварешкой. Потом неделю ни есть нормально, ни разговаривать не могла. С тех пор
предпочитала ни с матерью, ни с отцом не спорить, усвоила урок. Но в тот день мне так
обидно стало! И чего папа развизжался? В общем, меня словно с цепи спустили.
– Сначала нормально сидели, чаю с мармеладом попили, булочек поели, – вспоминал
Степан. – Потом тесть балерину принес, на стол водрузил и давай ее нахваливать. Минут
десять соловьем пел. Смотрю, Зинка покраснела и спрашивает: «Папа, ты зачем так сильно
одеколоном облился? Дышать нечем!» Я носом подергал – и точно, пахнет каким-то
цветком.
– Геранью, – уточнила Зинаида. – Она у нас в Громске на всех подоконниках цвела, мама
ее от моли завела. Кстати, помогало. Мне ее запах всегда нравился, а тут прямо злобу
вызвал.
– Вот и пошли у них с отцом клочки по закоулочкам, – продолжил Степан. – Я решил не
вмешиваться. Поорут, подумал, и перестанут. Хотя, конечно, недоумевал, чего их так
поперло. А потом и меня понесло. Разругались с тестем насмерть, едва от драки удержались, наговорили друг другу всякого! Я из дома вылетел, стою на улице, дышу и прямо чувствую, как вновь нормальным делаюсь. Смотрю, Зинка летит, вся в слезах. Начала на меня
наскакивать, я ее успокоил как мог. Дотопали мы с ней до дома, наша квартира тут
неподалеку, чаю попили, друг на друга смотрим. И вдруг Зина спрашивает: «Чего нам крышу
сорвало?»
– Нет, – не согласилась жена, – это ты сказал. А я ответила: «Погода меняется. В газетах
писали: сегодня страшная магнитная буря». Пошли мы спать, а я с боку на бок верчусь.
Голова у меня болела – жуть. И совесть мучила, что наорала на папку. Чего он сделал-то?
Нудил про свою балерину? Обозвал девку дурой? Зафигом я незнакомку защищать решила?
Встала я, на часы поглядела – полночь. Поздно, конечно, но подумала, все равно не спит
отец. Набрала его номер, слышу: «Алло». Голос усталый, безнадежный. Папа так говорил, когда маму хоронил, она за год до этого умерла. Ой, как мне его жалко стало! Я заплакала, бормочу: «Папочка, прости меня, глупую. Ты самый лучший, добрый, в Москву нас перевез, квартиру в столице купил, на работу пристроил. Мы со Степкой свиньи неблагодарные…» А
он в ответ: «Да, хорошо».
Я спросила: «Папа, ты сердишься?» И слышу опять: «Хорошо. Да».
Степан обнял жену.
– Тут я подошел, трубку у Зинки отнял, спрашиваю: «Дядя Юра, ты там как?» А он в
ответ протянул: «Хоро-о-о-шо». Мне сразу стало понятно, что к чему. Я телефон на стол
положил и жену утешил: «Все в порядке, он явно стакан тяпнул. Наверное, спал уже, а ты
его разбудила. Завтра поговорите».
У меня возник вопрос:
– Почему вы решили, что тесть выпил? Он увлекался алкоголем?
– Нет, к бутылке он прикладывался редко, только когда сильно нервничал, – пояснил
Степан. – Он пьянел быстро, с ног валился. Другие шумят, скандалят, дерутся, а дядя Юра
храпака задавал. Если ему проспаться не дать, разбудить не вовремя, тесть вел себя как
зомби, отвечал невпопад. Спросишь: «Дядя Юра, воды тебе налить?» – а он: «Нет, нарежь
скорей». Очень смешно вообще-то.
– Когда Степа про выпивку сказал, я успокоилась, – всхлипнула Зина. – Утром мы с мужем
рано на работу подались. Плохо себя в тот день чувствовали, словно с похмелья, голова
кружилась, подташнивало. На погоду грешили, давление скакало. Я папке не позвонила, на
работе затык случился. Только к вечеру дух перевела, набрала его номер. Не ответил.
Зина опустила голову, тяжело вздохнула.
– Мы забеспокоились, к папке домой пошли. Он дверь не открыл, но у нас от его квартиры
запасные ключи имелись. Вот и все. С тех пор ни слуху от него, ни духу…
– Вам никто не звонил? – спросила я. – Может, выкуп требовали?
– Нет, нет! – замахала руками Зинаида. – Полная тишина! Телефон молчал, у нас ничего не
просили.
Я откашлялась.
– Объявить человека умершим по закону можно только после того, как в течение пяти лет о
нем не будет никаких известий. Но существует процедура признания гражданина безвестно
