пара — Селеста. Уж она-то обрадовалась бы возможности
прибрать к рукам всю страну.
—
Все, — сказала я решительно. — Ты хотел, чтобы я
приняла какое-то решение, и я его приняла. С меня хватит. Я по
горло сыта Отбором, я по горло сыта всем этим враньем, и я по
горло сыта тобой. Господи, как я могла быть такой дурой? Я
уезжаю.
—
Никуда ты не уезжаешь, — отрезал он. — Ты уедешь
тогда, когда я скажу. Ты просто сейчас расстроена.
Я вцепилась себе в волосы, как будто собиралась выдрать их с
корнем.
—
Да что с тобой такое? Что за иллюзии? С чего ты
решил, что я смирюсь с увиденным?! Я ненавижу эту девицу! А ты
целовался с ней. Я не желаю иметь с тобой больше ничего общего.
—
Боже правый, женщина, ты слова мне не даешь
вставить!
—
А что такого ты можешь сказать в свое оправдание?
Отправь меня домой. Я не желаю больше здесь оставаться.
Мы перебрасывались репликами с бешеной скоростью, и вдруг он
замолчал. Молчание было пугающим.
—
Нет.
Я пришла в ярость. Разве он сам не просил меня об этом?
—
Максон Шрив, ты просто ребенок, не желающий
выпускать из рук игрушку, которая ему не нужна, но допустить,
чтобы она досталась кому-то другому, он не может.
—
Понимаю, что ты злишься, но... — негромко за-
говорил Максон.
—
Злюсь — это еще очень слабо сказано! — Я от-
пихнула его.
Принц по-прежнему был спокоен.
—
Америка, не называй меня ребенком. И не смей
толкаться.
—
И что ты мне за это сделаешь? — Я снова пихнула
его.
Максон перехватил мои запястья и, заведя руки за спину,
обездвижил. В его глазах промелькнул гнев. Я была рада это
видеть. Хотелось, чтобы принц спровоцировал меня, дал мне повод
причинить ему боль. Я готова была разорвать его в клочки.
Но в нем не было ярости. Вместо нее я ощутила бурлящую теплую
энергию, которой так давно в нем не замечала. Наши лица
Э ЛИ ТА
разделяли считаные дюймы. Его взгляд был напряжен. Максон
словно гадал, какой прием встретит. А может, он и вовсе об этом не
заботился и мне это лишь привиделось. Несмотря на то что это
было неправильно, мне все равно хотелось этого. Мои губы сами
собой приоткрылись, прежде чем я успела понять, что происходит.
Я тряхнула головой, отгоняя наваждение, и отступила назад, к
балкону. Максон не стал меня удерживать. Я сделала несколько
вдохов-выдохов, чтобы успокоиться, прежде чем обратиться к
нему.
—
Ты отправишь меня домой? — спросила я тихо.
Максон покачал головой, то ли не в состоянии, то ли
не желая говорить.
Я сорвала с запястья подаренный им браслет и швырнула на пол.
—
Тогда уходи, — прошептала я.
Я отвернулась к балкону и стала смотреть за окно, дожидаясь,
когда хлопнет дверь. Он ушел, а я упала на пол и разрыдалась.
Они с Селестой — одного поля ягоды. Оба насквозь фальшивые. Я
не сомневалась, что Максон до конца жизни будет соловьем
разливаться перед народом, поддерживая в нем заблуждение по
поводу того, какой он распрекрасный, а сам в это же время примет
такие законы, что они никогда не смогут вырваться из своих оков.
Точно так же, как Грегори.
Я сидела на полу, поджав ноги под ночной сорочкой. Как бы зла я
ни была на Максона, еще сильнее я злилась на себя. Нужно было
сопротивляться яростней и сделать больше. А не сидеть здесь
живым воплощением поражения.
Утерев слезы, я успокоилась и оценила ситуацию. Я по горло сыта
Максоном, но по-прежнему нахожусь во дворце. И этим
состязанием тоже по горло сыта, но от меня ждали презентацию.
Возможно, Аспен и считал, что я сделана не из того теста, чтобы
быть принцессой, — и он был прав, — но зато он всегда в меня
верил. И мой отец тоже верил. И Николетта.
Теперь речь уже не шла о победе. Так разве можно уйти, не
хлопнув напоследок дверью?
Когда Сильвия поинтересовалась, что мне понадобится для
презентации, я попросила у нее небольшой столик для книг и
подставку для плаката, который я готовила. Плакат вызвал у нее
особенный восторг. Я была единственной из всех девушек, у кого
имелся настоящий опыт в рисовании.
Час за часом я переписывала речь на карточки, боясь хоть что-то
упустить, отмечала закладками нужные места в книгах, чтобы
обращаться к ним во время презентации, и репетировала перед
зеркалом те части, которые вызывали у меня наибольшие
опасения. О самой затее я старалась не задумываться, иначе меня
начинала бить дрожь.
Я попросила Энн сшить мне платье, которое выглядело бы
невинным, и она в ответ вскинула брови.
—
Вы так это говорите, как будто мы обычно от-
правляем вас на люди в нижнем белье, — поддразнила она.
Я прыснула:
—
Нет, я не это имела в виду. Вы ведь знаете, что я
обожаю все ваши платья. Просто я хочу, чтобы вид у меня был...
ангельский.
Она улыбнулась, что-то прикидывая в уме:
—
Считаю, мы сможем что-нибудь придумать.
260
