Сопланетник на это даже обиделся:
– Это ты сейчас куда влезть пытаешься?! На моё место метишь?!
– Да нужно мне твоё место, как шоом – крылья кальвадров.
– Ха! А ты ведь, целясь в небо, попал прямо в глаз! Ведомо ль тебе, малограмотный солдафон, что, имей рептилии такие крылья, как у их союзников, клювоносых гусениц, они бы «летали» в толще своего океана в два раза быстрей, чем плавают там?
– Мм?.. Занятно! Будем надеяться, что этого никогда не произойдёт. Но ты от темы не уходи, как делаешь обычно. Признай лучше, что с Третьим ты не прав.
– Не хочу признавать. Гнилой он тип. В любом случае от него его донору пользы никакой не будет. Хотя всё же, если обстоятельства будут нам благоприятствовать, я себя положу, но его тоже в бессмертные вытяну.
– Ага, в последнюю очередь… Если он это отношение к себе прочувствует – только хуже станет. Тогда точно его гниль заест. Ну и после гибели от этой мерзкой Уалесты, Яцек стал несколько иным, более правильным, что ли. Всё-таки проклёвывается у него тяга стать настоящим воином, а потом и путёвым правителем. И не эта ли основная цель учёных Полигона?
– Э-э, голубчик, ты уже цели кураторов наших да создателей успел рассмотреть? – перешёл на ворчание сержант. – А сие точно никому до конца не ведомо! И по поводу Третьего… видишь ли, порой мне придётся кем-то жертвовать. Хочу я этого или не хочу. И тогда лучше иметь для подобного действа выбранного заранее человека. И кого мне на его место прикажешь выбирать? Тебя, что ли? О! Примолк! Ибо сразу зашевелилась шкура, которая ближе к телу! Правильно?
Принц пожал плечами:
– Да я не потому примолк, что за себя испугался. Просто ты, как руководитель, обязан спасать всех своих подчинённых. Ты понимаешь? Именно всех. Невзирая на то, кто из них лучше, а кто хуже…
– Ну, ну! Поучи меня! – оборвал его командир. – А я потом посмотрю, как этот подленький Третий, отсидевшись у тебя за спиной во время боя, по твоим плечам пробежит, лишь бы скорей в транспорт запрыгнуть. Ведь признай, что пока ничего геройского он не совершил?
– А мы, все остальные, чем отличились?
– Ладно, не прибедняйся. Пусть и наказан был, зато товарища спас. Идею с изолирующей обшивкой подсказал, тот же алтарь именно ты предложил раскурочить.
– Ха! А сколько мы ошибок при этом сделали и наказаний получили? Твою «восьмёрку» я тебе до конца жизни не прощу и не забуду.
– Да на здоровье! – хохотнул Эйро Сенатор. – Но не забывай, ошибается тот, кто действует. А кто лежит в сторонке в виде шланга – и ошибок не совершает, и на чужом горбу в рай въехать пытается. Но! Если ты так хочешь защитить Яцека, то согласен ли ты за него поручиться?
– То есть?
– Уверен ли ты, что он не дрогнет, когда в самом деле будет решаться его судьба?
– Если все станут относиться к нему нормально, то он не подведёт. Поручиться как за самого себя, конечно, не могу, но склоняюсь к позитивному решению вопроса.
– Ладно, – заторопился командир, предчувствуя сигнал побудки, – тогда ты внутри десятка сам разберись и настрой ребят на правильные отношения, а я со своей стороны постараюсь больше не выделать Третьего как «любимчика»…
Опять день. Опять муштра и изматывающие отработки различных боевых ситуаций. Но по его ходу Десятый успел многое. До завтрака предупредил Яцека во время короткого столкновения:
– Веди себя, как все, тогда и станешь ничем от нас не отличим!
Затем прижал на ходу к стене Девятого, который не только в отношении сержанта горел пламенем мести, а хотел ещё и по Яцеку Шердану потоптаться:
– Не смей больше подначивать Третьего и хихикать в его сторону. Отнесись к нему, как ко мне! Я не просто требую, но и прошу об этом как друга и земляка.
А перед обедом сообщил Пятому и Второму:
– Господа, вытягиваем нашего спесивца из ямы всеобщего презрения и нелюбви! И больше к нему плохими словами не обращаемся. Иначе мы его потеряем, какой из нас будет десяток «спаянных одной волей солдат»?
Оба товарища с пониманием отнеслись к просьбе и своим авторитетом надавили на остальных. Так что к концу уже первого дня стали заметны существенные изменения во внутренних взаимоотношениях разновозрастного коллектива. Шестой сразу согласился с новыми отношениями. Седьмой и Четвёртый и так по молодости долго на кого-то злости держать не умели. Только Первый и Восьмой отнеслись к новой политике внутренних связей сдержанно, оставаясь настороже и тщательно присматриваясь к каждому движению вчерашнего любимчика.
Второй день тоже прошёл в этом плане без осложнений.
А на следующий, как раз шестой по счёту, день для принца Астаахарского начался совершенно не обычно. И всё потому, что проснулся он вопреки всем своим уникальным умениям и привычкам… ещё на десять минут раньше обычного. Если не на больше, если не на все четверть часа.
Поднял голову, не увидел командира, восседающего на табуретке, и подумал, что это ему снится. Уронил голову на подушку и попытался припомнить последний сон во всей его яркости и необычности. Он того стоил, чтобы вспомнить!
В нём принц со своими друзьями по академии плыл на гребном шлюпе где-то в Средиземном море. Сыро, моросит дождик, туман, промозгло, но где-то за спинами уже прибивается сквозь тучи солнечный свет, и гребцы, усиливая темп, плывут туда, подбадривая друг друга криками. Вдруг хватаются за борта перепончатые лапы шоом! И следом поднимаются скошенные, без подбородков морды этих противных рептилий. Внутреннее чувство реализма вопит, что подобных тварей не должно быть в родном море по умолчанию, но глаза видят этот ужас, а руки уже сами выхватывают из-под банки короткий багор и начинают лупить по ненавистным харям.
При этом шлюп не только не останавливается, а, наоборот, ускоряется, словно двигатель задействовал гребной винт. Фредди начинает присматриваться и видит, что плавсредство на глазах превращается в такой крепкий и надёжный «домик», которому только и остаётся закрыть распахнутые створки и умчать его и товарищей на безопасный Полигон.
Потом сон прервался.
Конечную часть сна принц запомнил теперь отлично.
Ещё раз поднял голову, окончательно проснувшись, а сержанта так и не увидел. Подумал, что тот мог однажды на подходе задержаться или в туалете застрять. Но вставать-то всё равно надо!
Поэтому быстро вскочил, оделся и помчался совершать утренние процедуры. При этом перед мысленным взором всё ещё продолжали прокручиваться кадры последнего сна. Как следствие, руки действовали несколько несуразно, заторможенно. Вынули разовую щётку из отверстия вместе с клочком пасты, и почему-то пришло в голову сравнение щётки со шлюпочным веслом.
Вот весло наклоняется… вот оно касается волнующегося моря…
А вот предмет гигиены падает вниз, выскальзывая из рук, и кусочек пасты, отделившись на лету, словно в замедленной съёмке, падает чуть в стороне, прямо под струю воды и тут же смывается ею.
