– Квак? – спросила шепотом Оля.
– Хозяин, – ответил Артем и перекрестился.
Банника как-то перекосило, но ухмылка так и не сошла с лица. Лица? Зеленой рожи.
– Он нас не выпустит? – Оля запаниковала.
…надо развернуться спиной к выходу и, перекрестившись, идти задом…
Слова из писанины, которая еще сутки назад казалась бредом, всплывали перед глазами, словно на невидимом мониторе бегущая строка. Артем развернулся сам, развернул Олю и, прижав к левому боку, попятился к двери.
– Крестись и повторяй за мной, – напомнил он Оле.
– Спасибо, хозяюшко, – нараспев начал Артем. – Спасибо, родимый. За пар, за жар спасибо.
Сзади что-то зашипело, будто на раскаленную сковороду бросили влажный кусок мяса. Артем почувствовал, что Оля хочет обернуться, и одернул ее.
– Крестись и иди задом.
Шипение за спинами приблизилось и теперь походило на выброс пара паровоза. Пара, способного обжечь. Артему почему-то вспомнилась курица. Прежде чем ее ощипывать, отец обдавал птицу паром или кипятком.
– Спасибо, хозяюшко! – перекрикивая шипение, прокричал Тихонов.
– Спасибо, хозяюшко! – вторя ему, прокричала девушка.
За их спинами что-то забулькало и обдало смрадом. Артем и Оля в разнобой что-то бубнили себе под нос, крестились и пятились. Артем почувствовал первым, что проходит сквозь что-то жидкое, липкое и вонючее. Тихонов крепче прижал к себе Олю, пригнулся и вышел на крыльцо. Перед ними появилось желеобразное существо, смутно напоминающее человека. Тварь не кинулась за ними. Она стояла и молча наблюдала за беглецами. Артем и Оля перекрестились и остановились, поняв, что стоят на земле, на том месте, где была зарыта курица. Тварь, следившая за ними из бани, завыла, и в следующий момент с нее начали отлетать частицы, словно пылинки под дуновением ветра. Голова исчезла, но радужные глаза монстра продолжали буравить людей.
– Спасибо, хозяюшко, – словно заклинание, произнес Артем и перекрестился.
Когда они вновь посмотрели на крыльцо, его не было. Перед ними была стена дома, который они привыкли видеть. Хозяин и его глаза исчезли. Только белая дорожка соли, словно светодиодная лента, слегка подсвечивала. Но через несколько секунд потухла и она.
Артем осмотрел себя, а потом Олю. Их одежда вся была в какой-то слизи, как будто на них высморкалось стадо слонов, подхвативших грипп.
– Сейчас бы помыться, – сказал Артем. – Я бы даже в ванне полежал. Отмок.
Оля округлила глаза.
– Тихонов, я тебя не узнаю. – Она улыбнулась.
– Я сам себя не узнаю.
– Ну, тогда я первая, – Оля улыбнулась еще шире. Но ее прекрасная улыбка тут же начала угасать. – Мы победили? – неуверенно спросила она.
– Думаю, да. Иначе зачем все это?
Артем не стал пояснять, что он имел в виду. По глазам Ольги он увидел, что она его поняла.
– Зачем было столько городить, чтобы…
Вдруг Оля снова улыбнулась.
– И все-таки я первая! – крикнула она и побежала к дому.
Артем улыбнулся и пошел за ней. Он действительно хотел лечь в ванну и отмочить все эти сопли, всю эту грязь.
* * *
Оля принимала ванну, а Артем сел в кресло в гостиной, перед этим сменив одежду, и включил телевизор. Не было сил даже думать, поэтому Тихонов позволил какой-то ночной передаче захватить свой разум. Веки налились свинцом, он иногда улыбался некоторым выпадам в формате юмора «ниже пояса» дерганого ведущего. Монотонные переговоры участников шоу усыпляли. И, наверное, он задремал. Да, точно, задремал, потому что не увидел, когда она подошла. Когда он открыл глаза, Ольга стояла перед ним совершенно голая. Вода лилась с нее, будто это она выделяла влагу.
– Ты уже вымылась?
Оля молчала. Она смотрела на него радужными глазами, как у банника. Потом ухмыльнулась, развернулась и, пригнувшись и выставив перед собой согнутые в локтях руки, на цыпочках выбежала из комнаты. Артем не поверил своим глазам. Это видение очень походило на сон. Он встрепенулся и посмотрел на телевизор. Ведущий с пошлым юморком допрашивал очередного гостя. Из кухни доносились всплески, как будто из ванны никто не вылезал и не стоял со стекающей с тела водой… Ведь должны же быть следы ее пребывания здесь. Артем встал и посмотрел на палас у своих ног. Видимых пятен не было. Он нагнулся и провел рукой по абсолютно сухому ворсу. Сон. Это был всего лишь дурацкий сон. Все закончилось. Все закончилось, и хозяин теперь здесь один. И зовут его Артем Тихонов. Он улыбнулся своим мыслям и откинулся в кресле.
Дождь прохожих осыпает,
В стекла моросит.
Мой мальчишка засыпает,
Но еще не спит.
Артем вскочил с места, словно ошпаренный. Нет, голос определенно принадлежал его подруге, но песня… Откуда она знает эту песню?
«Эх, Артем, ты думаешь, ты один ребенком был?» – вопрос в голове был задан почему-то ведущим-пошляком.
«Нет, конечно, но она же девочка!» – возмутился Тихонов.
«Дискриминация по половому признаку?»
Артем даже представил, как ведущий слегка склонил голову набок и хитро прищурился.
И пою я тихо сыну
Днем и под луной:
Дождь бывает желтый, синий,
Серый, голубой.
Артем оставил без ответа реплику своего внутреннего я.
– И пою я тихо сыну, – повторил Тихонов, выделив слово сын.
Пошляк не ответил. Артем медленно пошел к кухне. Она мылась и пела. Что-то было не так. Что-то он упустил. Чувство, что он позабыл что-то важное, не покидало его. Артем остановился в дверях. Вокруг ванны была натянута штора из матового полиэтилена, поэтому он видел только темный силуэт.
Желтый дождь протянет руки
К той судьбе и к той.
Желтый дождь, он для разлуки,
Он пока не твой.
Артем шагнул в кухню.
– Мама, а бывают черные дожди?
Вопрос вылетел сам собой, и Артему даже показалось, что в его голосе преобладают интонации ведущего-пошляка. На некоторое время за шторой возникло замешательство, но потом раздался тихий смешок, и тут же полилась песня.
И пою я тихо сыну
Днем и под луной:
Дождь бывает желтый, синий,
Серый, голубой.
Он сделал шаг к ванне. И на слове «голубой» отдернул занавеску в сторону. Оля не дернулась – она просто открыла глаза и закончила петь. Ему показалось, что глаза девушки снова отливают всеми цветами радуги.
– Мама, а бывают черные дожди? – повторил Артем свой вопрос.
Она кокетливо улыбнулась.
– Я не знаю ее дальше, потому что ни разу не дослушивала до конца. Засыпала.
